Вообще, все помощники Гюнтера были из таких вот «германов». Он находил толковых ребят, но, так сказать, без будущего, и переманивал к себе. А тут уж они разворачивались. Например, Герман теперь станет очень уважаемым и богатым купцом. Он ведь не только за жалованье у Гюнтера, то есть у меня, служит, но и какой-то процент получает. Даже не процент, а долю процента. Так, мелочь. Но это для меня мелочь, а для него очень даже неплохие деньги. С таких-то объемов. А учитывая, что он сюда еще будет ходить и ходить, то лет через пять станет очень даже состоятельным человеком. Сможет даже свое дело открыть. Хотя я в этом очень сомневаюсь. Не такой он дурак, чтобы уходить со столь хлебного места. Да и чем ему торговать? Сталь и стекло в моих руках. Покупать в графстве и возить в Танжер? Он понимает, что конкурентов я не потерплю. К маврам будут ходить только мои корабли. А на расправу я скор, и он это знает.
Кстати, спросил у него, почему в Европе так мало товаров из Северной Африки. Ведь, казалось бы, что проще: вот он, Танжер – приходи и закупай. А потом вези в Европу и получай бешеную прибыль. Оказалось, что не все так просто. Французам и англичанам сейчас не до торговли – они с увлечением режут друг друга. С испанцами и португальцами у мавров идет война. Нет, они торгуют, конечно, но не со всеми. Только с теми, кто имеет рекомендации от очень уважаемых купцов. Именно что очень уважаемых и влиятельных. Просто так испанский или португальский корабль прийти в мавританский порт не может. Его сразу захватят, а людей или перебьют или сделают рабами. Так что торгуют свободно с маврами только итальянцы. В основном венецианцы. Они же и развозят потом товары по Европе. Они, собственно, монополизировали торговлю шелком и специями. Отсюда и их богатство.
А из северных стран до Северной Африки мало кто добирается. Очень трудно пройти по проливу между Францией и Англией. Или те или другие захватят либо потопят. Одиночное торговое судно точно не пройдет. Это нам первый раз повезло, а потом с нами уже и связываться никто не захотел. А те, кто связались, пожалели об этом. Теперь же и подавно никто связываться не будет. Чтобы нас захватить или уничтожить, целый флот нужен. А зачем? Мы в европейские склоки не лезем. Зачем нас трогать? Тем более неизвестно, чем это закончится. Ведь в бою с нами можно потерять много кораблей, и противники напавшей стороны этим тут же воспользуются.
Так что мы теперь можем ходить в Кастилию и в Танжер спокойно. Относительно, конечно. Но вот венецианцам мы встанем как кость в горле. Так что в Средиземное море нам лучше не соваться – без драки точно не обойдется. Но это будет потом. Пока они о нас и не знают. Вот когда шелк и специи от нас начнут расходиться по Европе, тогда и нужно ждать от них разных пакостей. Сами они в северные моря не полезут, но могут попробовать подкупить французов или англичан, чтобы те напали на нас. Но те вряд ли согласятся. И кастильцы с португальцами не согласятся. По той же причине.
Ведь стоит нам потрепать один из этих флотов, как противники накинутся и добьют остатки. И тогда всем прибрежным городам, оставшимся без помощи флота, будет ой как несладко. Но, вернее всего, венециацы на нас просто махнут рукой. Потому что мы для них просто мелочь. Ну сколько мы можем привезти товара? Даже на двух кораблях. Разве это может сравниться с объемами товара, который ввозит в Европу Венеция? Хотя если бы они нас смогли достать, то обязательно бы уничтожили. Очень уж они конкурентов не любят. И всегда решают вопрос с такими радикально.
Да, и в самом деле толковый парень – все разложил по полочкам. Ясно и понятно. Одно радует – Венеция далеко и добраться до нас никак не сможет. Ни по суше, ни по морю. Если только отправят свои знаменитые галеры к Танжеру и попробуют поймать нас на подходе… Вычислить, когда мы туда придем в очередной раз, нетрудно. Но много кораблей они послать не смогут, у них и в своих морях дел полно. Там и османы уже начали безобразничать, и братья-генуэзцы готовы в любой момент в глотку вцепиться. А с несколькими галерами моя эскадра справится. Главное, чтобы не застали врасплох на стоянке, а в море они нам не страшны. Ну что ж, значит, будем усиленно отрабатывать несение караульной службы на стоянках. Ох, не завидую я своим пехотинцам…
Переночевали еще на африканском берегу. Нет, на берег, конечно, никто не сходил. Нашли небольшую бухточку, наши корабли еле все вместились. Парусники пришлось туда даже на буксире заводить. Так и не сходя на берег, переночевали. Ночью я пару раз обходил караулы. Молодцы – никто не спал. Но один раз все-таки поднял всех по тревоге. Да, расслабились и обленились. Слишком медленно одеваются и вооружаются, слишком долго добираются до своих, каждому определенных по расписанию, мест. Будем тренироваться.
Утром, также буксиром, вывели парусники и отправились дальше. И где-то через час заметили две арабских галеры. Они прятались в такой же бухте, в какой мы провели ночь. Наверняка пираты. Поджидают какое-нибудь одиночное судно. На нас, естественно, не обратили внимания. То есть наверняка обратили, но молили своего Аллаха, чтобы мы прошли мимо. Мы и прошли. Правда, Аллах тут ни при чем. Просто смысла не было связываться. Конечно, пиратов надо уничтожать, понимаю. Но, может, они и не пираты? Просто встали на отдых в этой бухточке. Да если разобраться, каждый встречный корабль – пират. Любой, даже самый мирный купец обязательно нападет на встреченное в море более слабое судно. В море друзей нет.
Только со мной можно встречаться спокойно. И то не потому, что я такой законопослушный, а потому, что захватить чужой корабль у меня просто нет возможности. Потопить или сжечь – пожалуйста, а вот захватить – нет. Ведь при абордаже можно потерять много людей, моих людей. Я их несколько лет одевал-обувал, кормил, обучал, вложил в каждого кучу средств, а потом – взять и потерять? Неизвестно за что. Оно мне надо? Вот если бы я знал, что на каком-то судне перевозят очень ценный груз, тогда, может быть, и напал бы на это судно. Да и то на кастильцев не стал бы нападать. И на простого германского купца тоже. А вот на ганзейский корабль или какой итальянский – наверняка. Хотя итальянцев сейчас и нет. Есть венецианцы, генуэзцы, флорентийцы и так далее – и все они считают себя самыми-самыми. Как и испанцев нет. А есть кастильцы, арагонцы, наваррцы.
Это уж я так, по старой памяти их итальянцами называю. И то только про себя. Вслух – так не поймет никто, а сами они могут и обидеться. Например, если я генуэзцев вслух объединю с их злейшими врагами венецианцами, так и те и другие и обидятся и оскорбятся. Но мне так удобнее. Вот на венецианцев я и буду нападать, если встретятся. Потому что знаю – они мои конкуренты и враги. Они мне еще мое стекло припомнят. Я ведь их монополию не только на шелк и специи разрушаю, но и на стекло. До сих пор именно их стекло считалось самым-самым, а тут вдруг я появился. Никак они мне этого не простят. Ну ничего, пободаемся.
На третий день пришли в Корунью. Сразу же на шлюпке отправил Германа в город. Через пару часов он вернулся с каким-то монахом. Ему я и передал троих испанцев и двух итальянцев. Он клятвенно заверил меня, что родственникам пацанов напишут письма, а пока они поживут в монастыре. Кстати, еще двое итальянских мальчишек категорически отказались сходить на берег. Я было хотел их силой ссадить – на фига мне неприятности с их родственниками, но оказалось, что они оба сироты, и идти им просто некуда. Значит, их просто постригут в монахи, а этого им совсем не хотелось. Пришлось оставить. Итого у меня осталось пятнадцать парнишек. Ну ладно, пусть будут.
