– Мастер, вы немножко не в форме. Может, все-таки хлебнете из фляжки? Это замечательное средство великолепно помогло всему преподавательскому составу.
– Чтоб я пил всякий эльфийский суррогат? – возмутился Альбуцин. – Я за традиционные способы лечения похмелья.
– Я бы не сказал, что это похмелье, – пробормотал Даромир, – но у меня здесь неплохая банька и все что надо для успешного выхода из запоя… э-э-э… я хотел сказать – устранения похмельного синдрома. И никакого алкоголя. Рассольчик, огурчики, капуста, а потом парком и веничком старые косточки пропарим.
– Да-а-а… банька – это хорошо-о-о… – расплылся Альбуцин, уставившись на флягу. – Уважаешь ты своего учителя. Знаешь, что ему надо.
Даромир обалдело посмотрел на заваленный объедками стол, молниеносно сориентировался, сделал пасс рукой, организовав перемену блюд. Из фляги потянуло душистым деревенским квасом. Со стороны бассейна донесся пьяный голос Арчибальда:
– Чё творит, гад!
Альбуцин перевел взгляд на скульптурную группу.
– По-моему, ты переборщил. Банька в деревенском стиле, а статуи в античном.
– Какие статуи? – подпрыгнул Даромир, обернулся и обнаружил источник безобразий. – Ах э-э-эти…
Он сразу их узнал, несмотря на гипсовую корку, из-под которой на него хлопали две пары невинных мутных глаз и одна пара трезвая, но очень испуганная.
– Да, вы правы, учитель, – согласился Даромир, – ваятель явно переборщил с натурой. Ох, он у меня огребет! По полной программе, ручаюсь!
– Ну зачем так строго. Человек старался, украшая ваш скромный быт. Демократичней надо, демократичней. Я даже отсюда вижу глубокий философский смысл в этой композиции.
– Какой? – скептически хмыкнул Даромир. – Поясните, учитель.
Альбуцин, покачиваясь, приблизился к скульптурной группе:
– Вот посмотрите только на эту скорбную фигуру Его мутный взгляд созерцает тихую водную гладь в поисках смысла жизни и, по-моему, не находит.
– Не волнуйтесь, учитель. – Архимаг благожелательно похлопал по гипсовому плечу Арчибальда. – Чуть позже я помогу ему найти смысл жизни… Ну скажем в виде уборки территории Академии без помощи магии.
Увлеченный Альбуцин его не слышал, так как уже изучал следующее творение неведомого ваятеля.
– А это единение с природой. Здесь так и сквозят нежность и забота. Из кувшина этой прелестной девы льется чистая родниковая вода, к которой так хочется припасть устами… – вдохновенно произнес Альбуцин, поглаживая статую.
– Учитель, – заволновался Даромир, оттаскивая. Альбуцина от Дуняшки. – Не пора ли в баньку?
– Уважаю баньку…
Даромир обозрел напоследок скульптурную группу, определил среди нее самого трезвого, а это, естественно, была Дуняшка, и прошипел:
– Чтоб духу вашего тут не было!
– Почему? – возмутился Альбуцин. – Я хочу после баньки еще полюбоваться на эту дивную композицию. – Придворный маг короля Гиперии поплелся раздеваться.
– Вот и стойте теперь, пока мы париться будем, – усмехнулся Даромир и наложил на всех обездвиживающие чары.
Друзья грустно проводили магистров глазами в парную. Им оставалось только терпеливо ждать и жалостливо (язык слушался плохо) мычать, сетуя на свою горькую судьбу. До них доносились уханье, аханье, свист веника и пара.
– Вот теперь можно и макнуться, – донесся разморенный голос Альбуцина. – Люблю я это дело с разбегу.
Пользуясь случаем, Даромир выскочил в предбанник, поправляя полотенце на чреслах.
– Ох я вам…
Со стороны озера раздался глухой удар и сразу же – трехэтажный мат на добротном гиперийском языке.
– Вы что натворили? – испугался Даромир.
В ответ послышалось только жалобное мычание.
– Тьфу! – Даромир поспешно снял заклинание.
– Ой, я, кажись, прорубь заморозила, – пискнула Дуняшка.
– Твою мать!
Даромир схватил топор, с испугу позабыв про магию, и кинулся на помощь Альбуцину.
– Чтобы духу вашего тут не было! – проорал он через плечо, скрываясь в парилке.
Гипсовая корка затрещала. Гигант кинулся к одежде, волоча за собой так до конца и не протрезвевшего Арчибальда.
– Дуняшка, прибери здесь все по-быстрому, – распорядился он, натягивая на друга мантию, – а я Арчи потащу.
Не успели они скрыться в соседней комнате, как из парной вывалился распаренный Альбуцин.
– Хорошо протрезвляет. А по-моему, у нас здесь статуи были?
– Это вам привиделось, – успокоил учителя Даромир. – Их отродясь здесь не было.
Альбуцин посмотрел на мокрые следы трех пар ног ведущие в апартаменты ректора, похлопал глазами на вихрь, после которого следы начали исчезать.
– Да, похоже.
– Может, вам еще раз макнуться, учитель? – намекнул Даромир. – Похмелье штука сложная…
– Нет, я лучше старым, испытанным методом… – задумчиво почесал шишку на голове Альбуцин, извлекая из воздуха кувшин гномьей водки. Душевно хлебнул и грохнул его об пол.
До пола кувшин не долетел.
– Не разбился, – удивился Альбуцин, провожая глазами вихрь. – Может, и впрямь завязать?
24
В баньке время летело незаметно. Когда друзья вывалились из коттеджа Даромира, в небе уже мерцали первые звезды.
– Дифи, волоки его домой, – скомандовала Дуняшка, сунув племяннику в свободную от Арчи руку кувшин Альбуцина. Арканарский вор мешком висел под мышкой гиганта. – Если взбрыкнет, дай хлебнуть.
– Зачем?
– Чтоб дрых до утра и ни во что не вляпался. А я пошла, у меня дела.
Дифинбахий послушно двинулся в указанном на правлении. Девица проводила взглядом покачивающуюся фигуру и, как только она исчезла в глубине аллеи, пошла по своим делам.
– Главное – деликатно объяснить этой дуре, что Арчи мой, – увещевала она себя, приближаясь к коттеджу Банни. – Поговорим спокойно, задушевно, по-нашему, по-женски…
Не утруждая себя стуком в дверь, девица мышкой скользнула в едва приметную щель апартаментов соперницы и, увидев ее, прихорашивающуюся перед зеркалом в довольно откровенном наряде, завела душевный разговор, для начала вцепившись ей в волосы.
Но не тут-то было. Соперница молниеносно высвободилась из захвата, откинула Дуняшку от себя, приняв защитную стойку.
– Ну ты сама напросилась. А я ведь хотела по-хорошему поговорить, – процедила Дуняшка.
Под звон разбитого стекла в комнату влетела метла и прыгнула в руки разгневанной девицы. Одним движением руки Дуняшка отделила прутья от черенка, и он завращался в ее ладонях с такой скоростью, что Банни невольно отступила.
