Когда рассказывала о дереве и том, что пережила в подвале и в своих странных снах, он на миг прикрыл лицо ладонью и отчетливо скрипнул зубами. Когда я закончила, Джаспер произнес преувеличенно спокойно:
— Ты знала, когда диплуры защищают гнездо, они смелеют настолько, что могут разорвать человека?
— Нет, господин Дрейкорн.
— Помнишь, я говорил, что дерево Ирминсул может быть опасно?
— Да, господин Дрейкорн. Но я узнала это от вас лишь после того, как…
— Ты видела мою парадную флотскую форму? К ней прилагается отличный ремень из толстой телячьей кожи.
— Что? — растерялась я.
Джаспер рявкнул:
— Хочу выпороть тебя, чтобы неделю сидеть не могла и навсегда забыла, как лезть туда, куда не следует!
Я возмутилась.
— Не перегибайте палку, господин Дрейкорн. Ничего страшного не произошло. Зато теперь у нас есть ключ!
Он промолчал и пошел к лазу, что-то бормоча. Я различила несколько ругательств, которые, как я подозревала, относились ко мне. Когда поднялись в мастерскую, он в сердцах произнес:
— Беру свои слова обратно. Оказывается, в то утро после нашей встречи я на редкость хорошо соображал. Незрелое существо с непредсказуемым поведением. Точнее подметить нельзя.
Я сильно обиделась и насупилась. Джаспер вздохнул и принялся отряхивать древесную труху и землю, которая осталась на моих волосах и одежде после путешествия по узкому лазу. Я покорно стояла, опустив голову, пока его ладони небрежно скользили по моему телу, и вздрогнула, когда они крепко сжали мои плечи. Джаспер примирительно проговорил:
— Прости. Последние недели я беспокоюсь о тебе постоянно. Когда ты не рядом, каждую минуту думаю, что ты делаешь в этот момент и не навлекла ли на себя новую беду. Ты умудряешься находить опасность на свою голову везде. Сколько раз ты могла пострадать из-за своего любопытства и безрассудства! Обещай, что никогда в жизни не будешь действовать наобум, не посоветовавшись со мной.
Его голос был полон сожаления и тревоги. Я воспрянула духом: уже дважды он просил у меня прощения за один день.
— Обещаю, — легко согласилась я.
Джаспер уже шел к выходу; ликуя, я поспешила следом.
Ключ легко вошел в скважину, после одного оборота замок щелкнул. Джаспер открыл дверь и нетерпеливо заглянул в скрывающийся за ней мрак.
— Пойду туда один. Жди здесь.
Я фыркнула, взяла со стола фонарь и решительно двинулась к проходу. Джаспер нагнал меня и отобрал фонарь.
— Как понимаю, ты останешься, только если тебя привязать. Впрочем, это вряд ли поможет: полагаю, ты освободишься от пут так же легко, как и от кандалов. Хорошо. Идем.
За дверью скрывалась узкая лестница вниз. Она казалась бесконечной. Поначалу я считала покосившиеся ступени, затем сбилась. Джаспер шел впереди, пригнув голову. Мы спустились намного ниже подвала с корнями дерева Ирминсул, а лестница не кончалась.
Наконец, последняя неустойчивая ступенька чавкнула под ногами, и мы попали в низкий зал. Холодная тьма затянула, как черная болотная жижа. И дух здесь стоял торфяной, древний. Луч фонаря был одинок и жалок. Джаспер поводил им туда-сюда: удалось разглядеть низкий арочный потолок, каменные стены, жертвенный стол из грубо отесанного валуна, три железных светильника. Мутно моргнули треснувшие стекла в шести высоких зеркалах. Мне было неуютно, моему бесстрашному хозяину
— любопытно. Отвернувшись от зеркал, он спокойно заглянул в чашу каждого светильника и произнес:
— Удивительно, здесь даже осталось масло. Две сотни лет!
Джаспер достал зажигалку и подпалил фитили. Масло затрещало, повалил едкий дым. Плеснули неяркие блики, заставили черные тени подернуться оранжевой рябью, отпрянуть и заплясать в углах. Щеки коснулся призрачный ком паутины, я чуть не взвизгнула.
— Выходит, это и есть тот самый древний ритуальный зал, в котором прятались от вигилантов церкви Благого Света чернокнижники домагической эпохи, чтобы проводить ритуалы, — решил Джаспер. — Именно здесь инквизитор Аурелиус тесно познакомился с демоном Арбателем. Странное чувство — я десятый Дрейкорн, который владеет этим домом, и внезапно узнаю, что ни я, ни мои предки не знали и половины его секретов. Посмотри, там, на алтаре — что это?
На пыльной каменной поверхности в окружении костей жертвенных петухов и неряшливых кучек черных перьев лежали несколько листов бумаги, скрученных в тугую трубку и перевязанных кожаным шнурком. Джаспер нетерпеливо сорвал шнур, развернул бумагу и посветил фонарем.
— Последние страницы дневника. Мы их нашли. Скорее наверх. От этого подземелья у меня мурашки по коже.
Подъем занял немало времени. Когда мы, задыхаясь и щурясь, вышли в каморку, Джаспер тщательно замкнул дверь и задвинул часть стены с часами на место.
— Идем в мой кабинет, — приказал он.
Я со вздохом оглядела себя и попросила:
— Хотелось бы сначала умыться и переодеться, если позволите. Да и вам не помешало бы — посмотрите на свой костюм. Плесень, труха… а на щеке у вас сажа.
— А у тебя в волосах паутина и мертвый паук. Поиск тайн по подвалам — грязное дело. Постарайся не задерживаться.
Мог бы и не подгонять — хоть я устала, но управилась быстро: наскоро умылась, переоделась и поспешила в башню.
После сырых подвалов приятно было вернуться в теплый кабинет с его старинной мебелью и благородными витражами. За окном сгустились сумерки, тихо гудели желтые калильные лампы в медных оправах. Стены были словно вытканы узором теней, которые отбрасывали ветви заточенного в камень дерева.
Джаспер был наверху; я прошлась вдоль полок с позолоченными корешками книг, рассеянно взяла в руки и покрутила тяжелый медный компас. На душе было неспокойно.
Раздались шаги, спиральная лестница задрожала. Появился Джаспер, застегивая на ходу ворот рубашки. Кивнул мне и прошел к узкому антикварному шкафу у окна.
— Ну и денек выдался, — пожаловался он, открывая резную дверцу и доставая бутылку темного стекла. — Непростой, но важный. Завершился многомесячный поиск дневника инквизитора. Следует это отпраздновать. Откроем бутылку фаракийского. Заодно помянем несчастную Крессиду, да примет ее Свет.
Я поморщилась. Приключения последних часов заслонили утреннее событие, но теперь оно встало в памяти во всех жутких подробностях.
— Нет, благодарю.
Джаспер пожал плечами и налил себе бокал.
— Как хочешь. Пью за тебя, Камилла. За твои удивительные глаза, которые видят сокрытое, за твою храбрость и безрассудство.
Я порозовела от удовольствия, улыбнулась, расположилась за столом и взяла пожелтевший листок. Текст на нем писала та же рука, что и послание с загадкой, которое мы извлекли из тайника за барельефом брата Борга.
