Собравшиеся зааплодировали. Гинкмар смотрел на бесстыдного Бозона из-под насупленных бровей. И все-таки он не мог не признать, что это наилучший выход. Людовик нуждается в Бозонидах, чтобы успешно править. Пролитая кровь, разрушенные судьбы – все это лишь малозначительные события, о которых не может быть речи на переговорах.
– Стало быть, вы вернете короне iura regalia и примете новое расположение сил, – констатировал Гинкмар.
– Знаки власти здесь, архиепископ; Ришильда передаст их своему пасынку Людовику. А в обмен вы забудете о некоторых нескромных эпизодах, которые касаются только нашей семьи.
Только на этой фразе в голосе Бозона появились угрожающие нотки, и Гинкмар верно понял своего противника. Архиепископ собственными ушами слышал кровосмесительные стоны Ришильды и Бозона в священных стенах монастыря. Жизнь Гинкмара зависела от его молчания, а еще на кон была поставлена судьба королевства.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Мне радостно это слышать, – ответил Бозон, глядя на бледную Ришильду.
Накануне переговоров брат с сестрой спорили дни напролет. Ришильда рыдала, резкий поворот судьбы наполнял ее отчаянием, наследника она так и не зачала, и все-таки королева продолжала верить в Бозона и в свою семью. Несмотря на то что мятеж потерпел поражение, слабый Людовик Заика, запертый в Аквитании, все равно оставался в их власти. При нем Бозониды получат даже больше прав и владений, чем при Карле Лысом. Для этого нужно только запастись терпением и хитростью, как и всегда.
Оставалось обсудить только детали. Коронация состоится в Рождество, в присутствии всех видных аристократов, епископов и аббатов Галлии, – как знак франкской мощи в противостоянии с двоюродными братьями Заики, правящими в Германии. Следующей весной будет созвана традиционная майская ассамблея, на ней будут раздаваться новые титулы и новые награды, которые компенсируют нынешние потери.
Бозон предложил устроить собрание знати в его владениях, в Труа. Герцог обещал, что это будут незабываемые дни, наполненные охотой в его лесах, пиршествами и лучшими турнирами, которых королевство еще не видывало. С присущими ему обаянием и ловкостью Бозон превратил опасный спор в беседу беззаботных дворян, большинство из которых были молоды и горели желанием приобщиться к развлечениям, каковые Бозонид на своей территории предоставит в избытке.
Во время роскошного ужина из двадцати блюд (украшением стола служили жареный олень и фазаны, фаршированные трюфелями) у Ришильды не было недостатка в ухажерах – она ведь была самой желанной вдовой королевства, несмотря на злокозненные сплетни и на неспособность родить королю Карлу здорового наследника. Рыжеволосая прелестница по-прежнему пробуждала самые непристойные фантазии.
Женщина улыбалась, оценивая достоинства каждого из претендентов, однако внимание ее было обращено на Бозона. Безмятежное спокойствие брата могло означать только одно: у него созрел новый замысел, которым он до сих пор не поделился с семьей. При первой же возможности Ришильда вызвала герцога на разговор.
– Братец, ты весь вечер прямо сияешь. Тебя так радует, что ты упустил возможность стать королем Прованса и Бургундии?
Бозон плотоядно смотрел на ее губы:
– Любезная сестрица, я получил очень интересное послание из Рима.
– Все ли в порядке с твоей супругой Эрменгардой? Она родила?
Ришильда ненавидела свою невестку Эрменгарду Лотарингскую, дочь покойного императора Людовика Итальянского. Женщины встречались всего однажды, но Ришильда была готова изрезать ее смазливое личико стилетом.
– Письмо не от нее. – Бозон сполна насладился ревностью своей любовницы. – Оно от Святого Отца.
– Значит, он тебя не забыл.
Гости, не обращая внимания на брата с сестрой, пили и лапали разносивших вино служанок. Только аскетичный Гинкмар из Реймса, сидя в углу, хмуро наблюдал за Бозонидом, рука которого оглаживала ягодицы королевы.
– Как тебе понравится стать сестрой приемного сына Папы, Иоанна Восьмого?
Ришильда вытаращила глаза и прикрыла рот рукой, чтобы не огласить зал торжествующим хохотом. Королева как будто услышала скрип и треск колеса истории, которое поворачивалось, возвращаясь в прежнее положение. Все начинается заново!
78
Изембард молча прислушивался к глубокому дыханию Берты. Он уже долго лежал рядом с женой, оглаживая ее живот и подмечая движения младенца внутри. Берта – самое нежное создание на свете, и испытания последних месяцев еще больше убедили в этом капитана. Как только ребенок родится, супруги переберутся в Орлеан и проведут какое-то время с семьей Берты – быть может, там Изембард излечится от скорби, охватившей его после гибели Ротель. Останки Ротель из Тенеса по желанию брата покоились в церкви Санта-Мариа, рядом с морем, за пределами городских стен. Святая Эулалия и Ротель остановили армию Берната. Никто не стал возражать против погребения в церкви, поскольку мало кто знал о ее прошлом бестиария – погибшую считали новой мученицей. Ни Фродоин, ни Изембард не мешали распространению именно этой версии.
Капитан scara до сих пор не знал, призовет ли его наследник в свое войско и утвердит ли во владении Тенесом, но его не покидало стремление восстановить замок своего отца. Леса и плодородные земли вокруг крепости тоже составляли часть владений, и если Изембард приведет колонов, там будут основаны новые мансы. Тогда у рыцаря появятся средства для подтверждения своего благородного статуса. Вторые Рыцари Марки оставались верны своей присяге.
Изембард вспомнил, как крепко они с епископом обнялись у барселонских ворот. Прелат теперь жил в ореоле святости и собственной важности и даже не скрывал перемены в своем положении. Фродоин украсил город в ожидании Гифре Уржельского, которого собирался принимать как настоящего графа Барселонского, – это было продуманное решение, и весть о нем быстро облетела Испанскую марку. Епископ был деятелен, как никогда: он готовился к путешествию на коронацию Людовика Заики в ноябре, но в первую очередь его занимала предстоящая королевская ассамблея, на которой Фродоин намеревался получить воздаяние за все свои жертвы. Он тосковал по Сервусдеи, но при нем, по крайней мере, оставался Жорди.
Изембард поднялся с постели, Берта все еще спала. Воин поморщился: недавние раны заживали, но до сих пор болели, стоило ему пошевельнуться. А самая глубокая рана не зарубцуется никогда. Он не смог помешать Ротель жить так, как она жила, и не смог уберечь ее от гибели. Изембарда почитали как героя, но он до конца своих дней будет влачить на своих плечах груз этого поражения.
Изембард накинул плащ поверх рубашки и по пустынным улицам побрел в сторону «Миракля». Рыцарь перескочил через каменную стену и проскользнул в конюшню.
– Элизия…
Женщина бросилась к нему и покрыла лицо поцелуями. У Изембарда полились слезы, он принял Элизию в свои объятия.
– Твоя сестра наконец-то свершила свое возмездие, – печально прошептала Элизия. – Она всегда была свободной женщиной, не забывай об этом, Изембард.
