После жестокой ордалии хозяйка «Миракля» переменилась: Изембард понял это, встретив ее первый взгляд после возвращения в Барселону. Элизия перестала винить себя за запретную любовь, Элизия овдовела, и все равно их разделяла пропасть. Когда ласки мужчины стали более требовательными, она остановила Изембарда.
– Жизнь – это миг, – прошептал рыцарь, целуя ее в шею. – Уже завтра мы можем умереть.
Элизия подняла вверх голую руку. Выглядела она ужасно. Женщина смазывала руку медом, и красные ожоги уже затягивались белой кожей. Чувствительность постепенно возвращалась, но врачи до сих пор запрещали пользоваться израненной рукой.
– Твое дело – заботиться о Берте и о ребенке в ее чреве. – Элизия боролась с собственными чувствами. – Я воспитаю твоего первенца… Ламбера. – Она впервые сказала об этом вслух. – Года хочет, чтобы я снова вышла замуж.
Сердце Изембарда заныло. Элизия опустила голову: ей было больно говорить об этом шаге, но она хотела, чтобы Изембард все знал и сердцем принял такое будущее.
– Я выйду за капитана Ориоля. Он втайне любил меня все эти годы. В его глазах я угадываю доброго человека, он будет хорошо ко мне относиться. Ориоль собирается оставить службу у епископа и вообще перестать сражаться. Ему сорок три года, мне тридцать четыре. Не знаю, смогу ли я подарить ему сына, зато знаю, что он станет хорошим хозяином на постоялом дворе… Его любят и уважают в городе.
Изембард попробовал улыбнуться. Он не ожидал такого страшного удара – самого страшного. Обманывать проходимца Гали – совсем не то же самое, что обманывать старинного друга. Хотя Ориоль был рыцарем, он посвятил себя защите барселонских епископов в обмен на мизерную плату, на дом, который грозил развалиться на куски, и на куцый огород внутри городских стен, за которым никто не следил. Конечно же, капитан заслуживал большего. Фродоин был перед ним в большом долгу.
Элизия видела тоску в глазах любимого: слишком много утрат для одного сердца. Женщина нежно провела ладонью по его лицу, сердца их рыдали в безмолвии.
– Ты ведь можешь это понять? Я тоже имею право на надежного человека рядом со мной – такого, чтобы заботился обо мне, помогал и уважал. – (Изембард поцеловал ее в глаза и в губы.) – Но это не ты, любовь моя, ты никогда не был этим человеком… хотя я много лет мечтала, чтобы все сложилось иначе. Ты – мой благородный рыцарь Изембард из Тенеса.
Капитан склонил голову. Никакому мечу не разрубить священный обет. Сердце его чувствовало, что эта битва проиграна. Глаза Изембарда блестели от слез.
– Пойдем, любовь моя, – позвала Элизия, губы ее в последний раз искали его губы. – Мы проведем эту ночь вместе… И пускай назавтра Господь укажет каждому свой путь.
79
Герцог Бозон Вьеннский открыл город Труа для королевской ассамблеи, которую созвал новый монарх, Людовик Заика, взошедший на престол восьмого декабря прошлого года. Ожидания от этого собрания были, как никогда, велики. Город и предместья бурлили от наплыва рыцарей и их прислуги, ряды палаток терялись за горизонтом; в поле даже воздвигли несколько деревянных часовен, чтобы дворяне могли ходить к мессе. И мало кто из вельмож, епископов и аббатов пропустил столь важное событие.
Уже несколько недель в городе только и было разговоров что о предстоящем визите папы Иоанна Восьмого, намеченном на середину августа; ожидался также внушительный кортеж из епископов, рыцарей и гвардейцев. Иоанн перешел Альпы и добрался до Арля, где его встретил Бозон, которому понтифик теперь полностью доверял. После неудачной попытки созвать собор в Лионе папа направился в Труа, где ему предстояла встреча с новым королем франков. Иоанн вступил в город, сидя на знаменитом золотом кресле. Бок о бок с ним на белом жеребце гарцевал блистательный молодцеватый герцог, здесь же была его прекрасная молодая супруга Эрменгарда Лотарингская.
Королевский двор и представители знати, онемев от изумления и разрядившись в пух и прах, вышли встречать папу и властительного Бозонида, которого, как поговаривали знающие люди, Иоанн Восьмой собирался усыновить. Даже если слухи и были правдивы, понтифик не пожелал давать им новое подтверждение, отказался от приглашения разместиться во дворце Бозона и разбил собственный лагерь за пределами Труа.
Ришильда приветствовала высоких гостей; здороваясь с Эрменгардой, она пожалела, что при ней нет Ротель – колдунья бы сделала с этим белым личиком без единой морщинки то же, что сотворила с Дрого де Борром. Своей-то жене Бозон заделал здоровую дочку!
Седьмого сентября прибыл новоиспеченный король в сопровождении многочисленных придворных и своего камерария Теодориха. Папа совершил очередную коронацию, подтверждая законность притязаний Людовика. Болезненный облик Людовика не остался незамеченным. Сын Карла Лысого никогда не отличался крепким здоровьем, а на пиру, устроенном в его честь Иоанном и местной знатью, государь не пренебрегал ни вином, ни яствами. Людовик являлся на ассамблею в сопровождении Гинкмара из Реймса, но ни во что не вмешивался и сидел с отсутствующим видом.
Стало известно, что, проезжая через Готию, папа – быть может, чтобы избежать недоразумений с Бернатом, который до их пор оставался правителем этих земель, – продиктовал письмо, осуждающее своеволие Гифре, Миро и их братьев, которые сместили священников и чиновников, назначенных маркграфом, и вторглись в Септиманию для усмирения мятежа. Бозониды стояли во главе войска, подавлявшего сопротивление сторонников Берната. Маркграф Готии выжил, но вместе со зрением лишился также и рассудка и в бреду жаловался на демоницу небывалой красоты, которая приходит его терзать из своей вечной тьмы. Бесповоротно обезумевший Роргонид был заперт в Отёне, и не было у него ни вассалов, ни солдат.
Однако, оказавшись в Труа, понтифик сразу же позабыл о своем грозном письме и как героев приветствовал Беллонидов – готов из Испанской марки, Гифре Волосатого и его брата Миро.
От Орлеана Изембард ехал вместе со своим тестем; капитан не уставал поражаться легкости, с которой двор и знать предавали забвению трагические события и град смертей, который принес с собой недавний мятеж. Наступили новые времена. Договоры теряли силу, вчерашние враги без зазрения совести заключали союзы. Когда в Труа приехали епископы Барселоны, Уржеля и Жироны, а с ними и архиепископ Сигебут Нарбоннский, Изембард подошел приветствовать Фродоина. Это была теплая встреча двух старых друзей, и дружба их подкреплялась взаимным уважением.
– Замок Тенес скоро можно будет заселять, – сообщил епископ, как всегда хорошо информированный. – Когда ты вернешься? Рыцари Марки нуждаются в своем капитане. Айрадо слишком порывист для этой должности, с него станется взять и в одиночку развязать войну.
– Моя дочь родилась живой и крепкой девочкой, но сейчас слишком рано везти ее в далекий серый замок. Надеюсь, король передаст мне владение моего отца.
– Об этом можешь не тревожиться, любезный друг, все так и будет.
Епископ хитро улыбнулся и скрылся в своем шатре. Он привез с собой Жорди, нескольких клириков – знатоков готского и каролингского права, а еще юного Астральда. Как и ожидал Фродоин, король принял его с почестями. Он ведь был тот самый епископ, который нашел мощи святой Эулалии, что сильно помогло сторонникам романского обряда в Барселоне. Даже сам Гинкмар прилюдно поклонился епископу, когда они встретились на ассамблее. Новый король был обязан Фродоину своей короной, теперь настал момент обговорить условия компенсации.
