Граф Гунфрид из Готии беспокойно заворочался. Кровать тряслась так, как будто дрожала сама земля. Гунфрид открыл глаза. Лежащая рядом с ним обнаженная рабыня закатила зрачки и выгнула спину. Гунфрид, охваченный ужасом, упал с постели, волоча за собой меховое покрывало. В мерцании свечи он увидел, как тело девушки сотрясается крупной дрожью. По бедру ее стекала струйка крови. На лице застыла гримаса боли, из открытого рта доносилось неразборчивое бульканье.
С кровати на пол соскользнула змея. Гунфрид был готов завопить от страха. Он зашарил по разбросанным одеждам в поисках меча – оружия не было. Змея ползла к нему, граф в панике наступил на нее и тут же почувствовал укус в щиколотку. Граф яростно топтал змею, пока голова ее не превратилась в вязкое месиво, а хвост все еще продолжал дергаться.
– Второй укус никогда не убивает, граф, – произнес кто-то совсем рядом.
Голая спина Гунфрида покрылась холодным потом. В тени стояла фигура с покрытой капюшоном головой. Ее неподвижное присутствие напугало графа больше, чем нападение змеи. Фигура вышла на свет, и тогда графу вспомнились легенды о старцах-отшельниках, которых дьявол искушал, приняв женское обличье. Перед ним стояла женщина, прекраснее которой он никогда не видел, вот только ее ясные голубые глаза были изо льда. Граф хотел ее схватить, но женщина с легкостью ускользнула. От укуса на щиколотке по его телу поднимался огонь, а нога, наоборот, теряла чувствительность.
– Кто ты?
– Я могу стать, чем вы пожелаете. Демоном, тенью ваших преступлений, смертью…
Женщина ударила его под коленку, сшибла с ног и уселась сверху. Гунфрид, хотя ему было около сорока, обладал крепким телом, поскольку провел свою жизнь на полях сражений. Победительница скинула капюшон, и по ее плотному плащу, сшитому из шкур, рассыпались длинные золотистые локоны. Женщина покачивалась на лежащем, загадочно улыбаясь. Страх графа смешался с возбуждением, которому он был не в силах воспротивиться. Членом своим он ощущал жар ее лона. Граф молился, чтобы все происходящее оказалось лишь жарким кошмаром, но боль от укуса была настоящей. Сердце колотилось бешено, распространяя по телу яд. Графу было холодно, а пот лил ручьями.
– Протяните руки, чтобы я могла их связать, – тихо приказала женщина, не переставая раскачиваться.
– Что ты за дьявольское наваждение? Это король тебя подослал?
Волнообразные движения прекратились, и граф закричал, увидев у себя на груди желтого скорпиона.
– Ваш организм не примет больше яда. Медленно вытяните руки.
Гунфрид позволил себя связать. Он был почти в беспамятстве и находился во власти юной красавицы, которая снова терлась о его тело и жарко дышала. А он чувствовал унижение и страх. Женщина схватила скорпиона за хвост и быстро спрятала в своем капюшоне – это движение показалось ему инстинктивным. Она продолжала свою скачку на распростертом теле, потом глаза ее закрылись, тело сотряслось в конвульсии, и вот она уже застыла в неподвижности. Кожа ее блестела.
– Меня не предупредили о вашей красоте, граф.
Графу было сложно сохранять ясность мысли, он закрыл глаза.
– Я принесла вам весть. Ваше время в истории завершилось. Приближается новый виток. Я предлагаю вам отказаться от всех притязаний и бежать в Италию.
– Кому так понадобилось мое графство?
– Я могла бы вас убить, но столь многого от меня не просили. Ваша супруга Берта сейчас в безопасности, в женском монастыре, а детей у вас нет, так что сражаться вам не за кого. Возьмите с собой нескольких людей и уходите через Альпы, чтобы мир о вас позабыл.
Женщина поднялась с поверженного тела и направилась к двери. Обернувшись на пороге, она бросила на постель маленький глиняный кувшинчик. Рабыня так и лежала, выгнув спину, вся покрытая потом.
– Это противоядие. Вас оно избавит от лихорадки, ей – сохранит жизнь. Выбирайте.
Граф подполз к постели и опустошил сосуд одним глотком, не подумав об умирающей рабыне.
– Мои солдаты не дадут тебе уйти!
Когда женщина распахнула дверь, стали слышны крики и стоны – они доносились с разных концов маленькой крепости, где нашел прибежище Гунфрид.
– Прежде чем уходить, прикажите спалить эту крепость… В ней поселился ужас.
– Подожди! Кто ты? Кто тебя послал?
– Меня зовут Ротель из Тенеса. Если наши дороги вновь пересекутся, встреча окажется для вас не столь сладостной.
Во внутреннем дворе Ротель встретилась с Ониксом, своим учителем. Черный человек держал в руке духовую трубку, а на земле корчились в агонии несколько солдат. Первые предвестья зари придавали темноте пугающую прозрачность, и в этом зыбком свете две фигуры в капюшонах, подернутые тенями, осматривали окрестности маленькой крепости, сооруженной на краю города из бревен и нетесаных камней.
– Ты его убила?
– Нет, учитель, я его победила. Он бросит свою жену и не вернется.
– Предложила ему Италию?
Девушка кивнула. Тишину прорезал леденящий сердце вопль. Ротель бросила еще один взгляд на солдат. Если они умрут, это будет из-за слабости и холода, но если им удастся выжить, они запомнят эту ночь как самую ужасную в своей жизни. За прошедшие годы Ротель открыла, что ужас, внушаемый учителем, страшнее, чем лес копий. Cмерть, которую он нес, была молчалива и безжалостна.
Ротель не чувствовала жалости к этим людям. Внутри ее все было как холодная темная пустошь. Прошлые воспоминания превратились в смутный сон. Ротель забыла лицо своего отца и едва помнила добрых монахов из Санта-Афры. Только лицо Изембарда продолжало жить в ее памяти. Когда ей удастся стереть и его, она наконец станет последним бестиарием.
Ротель с непроницаемым лицом пошла вслед за учителем. Она чувствовала шевеление своего ядовитого оружия в кожаных мешочках, укрытых под плащом. Под шкурами на ней была одежда воина из облегающей кожи. Такой наряд подчеркивал пленительные изгибы восемнадцатилетнего тела, но девушкой она уже не была. С Ониксом Ротель лишилась всего и получила взамен только одно: отсутствие страха.
17
Башня Бенвьюр, Барселона, 12 февраля 865 года, день святой Эулалии
Епископ Фродоин вошел в главную башню с тяжелым сердцем. Факелы бросали свет на сотню человеческих черепов, размещенных между камнями. Храм смерти, возведенный ради старинной мести. Каждая голова нашептывала свою историю страданий, жестокости и умирания. Фродоин поежился и боязливо перекрестился.
– Это были просто несчастные бедняки, – взволнованно прошептал он. – Доведенные нищетой до состояния животных.
– Это были дикие орды. Они жили, чтобы разрушать деревни и убивать, – возразил Гисанд, стоявший за спиной епископа. – Ла-Эскерда и другие поселения до сих пор стоят, и это только благодаря такой вот мере.
– Вы ждете от меня поздравлений? – резко бросил Фродоин. – Я признаю, это был подвиг, достойный героев, он подарил жизнь нескольким долинам в Осоне. Об Изембарде Втором из Тенеса уже говорят как о новом защитнике, но вы всего-навсего горстка беглецов, держащихся за свою ветхую клятву. На самом деле ничего не изменилось. Дрого не сдается.
