Вечером в Барселоне проходило празднество в честь святой Эулалии. Юная мученица из римских времен почиталась барселонцами, потому что древнее предание связывало ее историю с этим городом; Сервусдеи, впрочем, утверждал, что то же самое о ней рассказывают и в далекой Мериде.
Богослужение с участием всех каноников, священников и хора в старой базилике Санта-Крус продлилось дотемна. Новый храм, окружавший базилику, сможет вместить гораздо больше прихожан. Стены уже возвели, теперь устанавливали капители из мраморных глыб – они будут держать на себе своды и полукруглую апсиду. Фродоин получил в свое распоряжение лучших мастеров из Толедо и Памплоны. Собор будет великолепный, если только не помешает Дрого.
По окончании торжественной мессы в память мученицы процессия двинулась в маленькую часовню на так называемом Поле святой Эулалии, неподалеку от церкви Санта-Мариа, что возле берега. Как и в предыдущие годы, Сервусдеи жаловался, что народные гуляния пронизаны духом язычества. Да, Эулалия была одной из самых почитаемых святых христианского мира, наравне со святым Викентием, но священник был уверен, что готы видят в этой фигуре нечто иное. Белая голубка, которая, согласно гимну Пруденция
[21], выпорхнула из ее уст в момент смерти, приобретала, как и в случае с другими мучениками, также теллурический и оккультный смысл. Это была священная птица Венеры, «дар влюбленным». Сервусдеи знал, что в Барселоне тайком молятся о плодородии полей, животных и женщин.
Фродоин не собирался вмешиваться в старинные обычаи. Весь мир являл собой загадку, и епископ, как и большинство его современников, боялся, что власть древних богов и других легендарных созданий не вовсе растаяла в Божественном свете. К тому же Фродоин постепенно приучался доверять готам. Его война, которую он так долго откладывал, была направлена против мосарабского обряда во всем графстве.
С наступлением ночи процессия со свечами вышла из Старых ворот. Фродоин настоял, чтобы впереди несли крест, а четверо диаконов шли с кадилами. За клиром шествовали fideles
[22] с большими свечами. Года, как и другие знатные женщины, выступала, прикрыв лицо белым платком. От взгляда на нее захватывало дух. Губы ее шевелились, но слетал с них не гимн в честь святой Эулалии, не христианские молитвы. В зеленых глазах своей возлюбленной Фродоин видел веру более глубокую и более древнюю, чем его собственная.
Года уговорила епископа, чтобы в этот день, как и в день 29 мая, процессия трижды обходила весь город, включая предместья и маленькую рыбацкую церковь. Благодаря заступничеству святой Эулалии таким образом будет воздвигнут невидимый барьер, защищающий Барселону от врагов и от злой силы, которая приносит болезни. Между собой они решили дать народу возможность помолиться о защите от Дрого и его кровожадных замыслов.
Что больше всего беспокоило Сервусдеи в этой древней lustratio
[23] – так это пастухи в хвосте процессии, которые вели быка, свинью и барашка. Фродоин предупреждал с амвона, что жертвоприношения – это языческий обряд, однако он знал, что, когда его прихожане пройдут мимо епископского дворца, в отведенных заранее местах запылают костры. Животным предстояло поучаствовать в древнем кровавом ритуале, а потом начнутся пиршества и танцы.
Перед часовней Святой Эулалии они выпустили голубку – птица растворилась в ночи под ликующие крики и бормотание молитв. Взгляд Фродоина встретился со взглядом Годы, которая в этот момент беседовала с Элизией. Их необычная дружба сумела перешагнуть через все сословные ограничения. Лицо девушки под платком было бледно, она бросила взгляд на епископа и вернулась в Барселону. Фродоин без труда мог себе представить содержание этой беседы.
Молодой прелат наигранно улыбнулся Годе. Их союз ради спасения Барселоны пустил корни глубже, чем оба могли ожидать. Вожделение плоти, соединившее их в самом начале, превратилось в нечто большее. Они полюбили друг друга, чего ни один из двоих не мог предположить заранее. На людях они вели себя сдержанно, но тайные их встречи в башне Монс-Иовис были исполнены страсти. Только капитан Ориоль и доверенные рабыни Годы ведали об этой опасной игре и оберегали их секрет. Фродоин, ревнуя к безобразному Нантигису, несколько раз предлагал расторгнуть их брак, но Года отказывалась наотрез. Она знала, как вертеть старым пропойцей, чтобы жить по своему усмотрению, а Фродоин должен был сохранять незыблемость своего положения на вершине церковной иерархии, что было делом первостепенной важности для всей Барселоны. Да, они были любовниками, но не могли оповестить об этом открыто, иначе их обвинят в прелюбодействе и они не исполнят миссию, угодную Господу.
Благодаря Годе епископ опирался на поддержку большинства готских семей и получал сведения о том, что происходило в других местах его епархии. Так он сумел добиться относительного благополучия для барселонцев и сосредоточился на реализации главного своего проекта – строительстве нового собора.
Года почтительно склонила прикрытую платком голову. План начал осуществляться, и многое теперь зависело от Элизии. Дрого не получит Барселону.
18
Элизия выждала три дня, потом взяла свою тележку и отправилась в маленький монастырь Санта-Мариа-дел-Пи, стоявший снаружи под стеной, близ Новых ворот. Девушка игриво помахала троим стражникам, свою тревогу она прятала, напевая старинную песенку дедушки Ламбера. Церковь окружали кипарисы, стены ее потрескались, крыша прогнулась, зато в ней служили с незапамятных времен.
Элизия решила не нарушать традицию. Она прошла через узкую дверь с арочным сводом из больших камней и помолилась перед статуей Богоматери с короной на голове. Девушка боялась, что ее поймают, и не меньше боялась возить в город оружие, от которого прольется кровь, – именно таково было задание Годы. Элизия вопрошала статую, отчего же в Марке все так непрочно, почему дома в предместьях падают, прежде чем успеют высохнуть их глиняные кирпичи, и отчего поля выгорают, прежде чем созреют их первые плоды.
За те несколько лет, что Элизия провела в Барселоне, умерли десятки детей и молодых рожениц. На строительстве собора происходили несчастные случаи; эпидемия опустошила несколько домов рядом с воротами Бисбаль. В предместьях целые семьи кончали с собой, чтобы не погибнуть от голода. Казалось, Господь на них прогневался и мало того, что насылает болезнь и нищету, еще и вдохнул гордыню в сердца власть имущих, каковые после грабежей и убийств приносят Церкви богатые пожертвования ради спасения души.
Элизия, так же как и Года, понимала, какие возможности предоставляет эта земля, этот порт и эти люди, однако, пока нет мира, они могли только выживать и молиться, чтобы однажды все переменилось.
Девушка поговорила с улыбчивыми монахами и загрузила в тележку яйца и деревянную клетку с тремя кроликами. Взамен она передала братьям бурдюк с вином и белый сыр, который приготовила накануне. Казалось, все идет своим чередом, и удивленная Элизия уже собралась в обратный путь. Но вот один из монахов жестом велел ей следовать за ним в сарай, стоящий за кельями. Девушка оставила тележку снаружи и шагнула в темноту.
