Ротель не терпелось покинуть Ла-Эскерду, и она ушла еще до рассвета. Чем раньше она начнет действовать, тем скорее вернет себе Сансу – или вырвет сердце Дрого, если он ее обманет. Рожденная от земли скрылась в лесу. Она шла долго и наконец оказалась в знакомом овраге, раздвинула ветки, достала трут и кресало, запалила факел и прошла под своды просторной пещеры. Внутри ее дожидался меховой плащ и кожаные одежды. Карманы уже много лет были пусты. Женщина прошла дальше, к загородке из досок. Подняв повыше факел, женщина шагнула вперед. Искать долго не пришлось. Кобра скользнула между камней и выпрямилась перед нею.
– Ты нужна мне, старая подруга.
Почти каждую неделю Ротель приносила ей зайцев и крыс. Это было единственное оружие, которое она не выпустила на свободу, ведь Оникс принес змею из жарких африканских пустынь. Кобра поводила шеей, следуя движениям хозяйки.
В пещере было тихо; Ротель ощутила, что за спиной у нее кто-то есть. Оникс никогда не исчезал из ее головы, его могущество было слишком велико – он просто выжидал.
– Я не могу быть такой, как ты! – завопила Ротель, не стыдясь своих слез.
– Поэтому ты и страдаешь. Страдаешь по погибшему мужчине и пропавшей дочери. Сейчас ты как никогда слаба и будешь страдать, как страдают все люди, до самого дня своей смерти…
– Это светлые чувства, – возразила она не столь уверенно. Силы ее покидали.
– Эга хотела сделать из тебя то, что не есть ты. Вот она, твоя природа. Тебе предстоит пройти еще через много теней, и ты доберешься дальше, чем я.
– Врешь! – крикнула женщина, и эхо гулом раскатилось по темной пещере.
Тело ее резко дернулось, и змея ринулась в атаку. Ротель перехватила ее инстинктивным движением. Она была последним бестиарием. Вот она медленно поднесла голову кобры к своему лицу. Животное распахнуло пасть. Такой укус будет смертелен, а Ротель хотела умереть – ведь если она вернется на сторону тьмы, обратной дороги уже не будет.
Женщина закричала, пронзительный вопль отчаяния далеко разлетелся в ночной тишине, а чуткая кобра яростно забилась в ее руках. Ротель вернулась за плащом и засунула змею в один из больших карманов. Остальные ей тоже предстояло наполнить – скорпионами, пауками и гадюками. Она выцедит яды и смажет ими свои стрелки. Все будет так, как было прежде. Ротель погасила факел и застыла на пороге пещеры. Теперь она пропала навсегда. Девушка знала это и раньше, но Эга соблазнила ее своей наивной верой в добро. Потом пришел Малик и была любовь, и Ротель действительно поверила, что искупила свое прошлое, породив к жизни Сансу.
Больше она не поддастся чарам тех женщин, что поклоняются Матери или скачут в свите Дианы – «добрых женщин», с которыми Эга когда-то познакомила ее на таинственной горе Монтсени. Она освободилась от своей вины, побывав возлюбленной, матерью и подругой. И все равно Рожденная от земли знала, что избавиться от сумерек, которыми окутал ее Оникс, будет очень сложно.
Она проснулась, но видела перед собой только туманные пустоши.
Невинная Санса не заслуживает такой матери, как она. Если, когда она вновь обретет дочь, материнское сердце снова повлечет ее к жизни, она отдаст девочку Леде. Ротель одну за другой срывала цепи, связывавшие ее с миром живых, с их чувствами и страстями, с их хрупкостью.
Когда настала ночь, луна отразилась в двух блестящих точках в темноте безымянной пещеры. В двух светильниках из беспримесного льда, без малейшего признака эмоций.
42
Элизия спустила с рук четырехлетнего сынишку и отправила его в огород. Мальчика звали Гомбау, в честь дедушки Гали – хозяина дома, в котором размещался прославленный постоялый двор «Миракль». Элизия научит сына всему, что знает сама, и однажды «Миракль» будет принадлежать ему. Годы пролетели как один вздох. Вокруг Элизии сновали десятки работников, гостиница была, как всегда, переполнена. Скромный постоялый двор, который она поднимала в одиночку, после переустройства превратился в чистую нарядную гостиницу в два этажа, и слава ее проникла даже за Пиренеи. От процветания гостиницы зависело девять семей, а также десятки поставщиков вина и самых разных продуктов в Барселоне и близлежащих деревнях.
Несмотря на неудачу в браке, Элизия вернула себе радость жизни с первым же взглядом на лицо своего первенца: мальчик родился здоровым и сильным. Никто не разделял материнской уверенности, однако для нее сын был точь-в-точь как дедушка Ламбер, и она огорчалась, когда слышала, что мальчик похож на Гали.
После той смертной муки, которую Элизия вынесла в темной кладовке четыре года назад, когда муж избил ее и запер, она не верила, что сможет когда-нибудь поднять голову и снова начнет улыбаться. И все-таки Элизия вновь научилась и тому и другому – ради сына и ради этого дома, которым старый Ламбер мог бы гордиться. Элизии исполнилось двадцать пять лет, и у нее всегда находилось нежное слово и теплый взгляд для каждого из гостей, вот только она не была уже наивной девушкой, способной видеть только хорошее. Элизия сделалась сильнее, а ее жизнерадостная природа позволила зарубцеваться шрамам на сердце, но больше страдать она не хотела. Она стала матерью и хозяйкой, в одиночку управлявшей процветающим постоялым двором с хорошими комнатами, конюшнями и самой изысканной едой в самом дальнем уголке империи. Она ощущала себя сильной женщиной с сыном на попечении, и дела забирали все ее время. И с гостиницей, и с сыном Элизия справлялась наилучшим образом, поэтому Барселона ее уважала. Она давно уже перестала быть в этом городе чужеземкой.
Элизия тосковала по Изембарду, но жила, заперев свое сердце на замок. К тому же каждодневная суета ей и вздохнуть-то не давала… Она надеялась, что однажды сможет ему объяснить, почему не ушла тогда вместе с Ротель. Иногда ей становилось печально от мысли, что Изембард, возможно, живет с другой женщиной. Года открыла своей подруге, что рыцари по-прежнему в Марке. Элизия передала Годе письмо для Изембарда, но подозревала, что дама не доставила его. Ответ так и не пришел. Казалось, Года и епископ не желают отвлекать рыцаря от его таинственного поручения.
Элизия улыбнулась, глядя на бегущего к двери сына, и вышла в зал к горящему камину. У нее, как и в гостинице Отерио, была привычка вечерами выходить к гостям поболтать. При воспоминании о Каркассоне хозяйка вздохнула и принялась лущить миндальные орешки, прислушиваясь к всегдашней болтовне. Близилась осень, и Элизия задумала приготовить nougat
[36]. В Барселоне похожее лакомство было известно, но называлось torrо́
[37]. Когда у нее наберется полная корзинка орехов, она аккуратно прокалит их и сварит в меду с водой. Такая масса могла бы храниться месяцами, но через несколько дней последние кусочки исчезнут на столах барселонских дворцов – здесь нугу оплачивали на вес золота.
В ту ночь Элизия быстро теряла нить разговора. Она беспокоилась за Эмму, сестру Гальдерика. Девушка вышла за Айо – этот парень тоже работал в гостинице. Свадьбу праздновали вместе с Жоаном, Ледой и их детьми. Это была трогательная встреча, ведь семья пережила много невзгод. А теперь Эмма пропала, дома остался полугодовалый ребенок. Айо два дня искал свою жену в городе и его окрестностях, а младенца нянчила кормилица. Никто не понимал, что же произошло. Элизия подозревала Гали: перед исчезновением муженек вернулся поздно, с мешочком оболов и от него разило по́том проституток с Регомира. На расспросы Гали, как всегда, ответил, что ничего не знает. Если это не так, Элизия заставит его дорого заплатить.
