Люди расступались перед Годой, она продвинулась вперед, где на коленях стояли жены чиновников и рыцарей. Готские и франкские женщины забыли о своих размолвках, чтобы вместе вознести молитвы. В углу базилики стояла Элизия, а с ней однорукий Жоан и Леда. Супруги плакали и просили за сыновей – Сикфреда и Гальдерика, которых забрали на войну. Молодому крестьянину и шестнадцатилетнему слуге предстояла встреча с острыми сарацинскими саблями. Элизия купила братьям шлемы, кожаные доспехи и два старых меча, но от них будет мало проку тем, кто никогда не учился сражаться.
Аристократка Года встала на колени в отведенном для нее месте и присоединила свою молитву к голосам остальной Барселоны в холодный серый день, когда время остановилось. Сердце ее сжималось от страха. Такое уже когда-то было. Ожидание обернется пыткой, и Года боялась за всех мужчин, которые могли сегодня умереть, но в особенности – за одного.
– Позволь ему вернуться, Господи, – прошептала она сквозь слезы.
46
Христианское воинство не смогло атаковать первым, как планировали стратеги Берната из Готии. Малочисленная конница сарацин выстроилась клином, ощерилась копьями и ударила в центр. Солдаты Берната заслонились стеной круглых щитов. А за их спинами крестьяне дрожали от страха, и капитанам пришлось пустить в ход кнуты, чтобы они не побежали, когда земля затряслась.
– Лучники! – приказал Асториус.
Протрубил рог, туча стрел взвилась в воздух и исчезла в тумане. На конников обрушился смертельный ливень. Десятки сарацин рухнули в снег, прозвучал приказ к отступлению. Кони развернулись, не достигнув строя христиан, и галопом понеслись обратно. Пастухи забрасывали кавалерию камнями.
– Видите, епископ? Вот они, ваши сарацины! – насмешливо выкрикнул Бернат. – Кавалерия и пехота, вперед!
– Подождите.
– Я не понимаю, на чьей вы стороне, Фродоин. Если снова раскроете рот, я прикажу вырвать ваш язык.
Конница христиан – три сотни всадников – двинулась вперед по грязному снегу, по следам, оставленным сарацинами. Люди боялись, что их встретит дождь стрел, но его не было, и многие завизжали от радости, когда вражеские всадники расступились и совсем близко показались ряды мавританской пехоты.
И в этот момент первые лошади провалились под землю. Сарацины заранее прорыли глубокие рвы и прикрыли их травой, а снегопад довершил маскировку. Лошади наталкивались одна на другую, а потом валились в следующую яму, неразбериха сопровождалась ржанием и криками боли. И тогда свинцовое небо потемнело еще больше от непрерывного ливня стрел, который покончил с хаосом.
С лица Берната схлынули все краски. Христианская конница была истреблена. Фродоин спросил себя, сколько еще времени осталось висеть на поясе маркграфа его роскошному мечу.
Бернат приказал своим рыцарям приободрить пехоту – почти полторы тысячи человек, – чтобы вдохнуть в них мужество. Зазвучали яростные крики, и солдат погнали вперед.
– Нас и сейчас больше, – объявил маркграф своим приближенным, сжимая кулаки. А потом прошептал что-то на ухо мальчику-дозорному, и тот бросился на поле боя.
Епископ смотрел, как широкая полоса христиан надвигается на противника. Их было больше. И Мусе это было известно не хуже Берната. Когда пехота преодолела половину расстояния, запел сарацинский рог. У епископа вздыбились волосы на теле. Хриплый протяжный рев разносился из-за пределов пустоши, выбранной для битвы, – из дубовых рощ по краям. И земля снова затряслась.
– Что это? – с тревогой вопросил Бернат.
– Это молот Бану Каси, мой господин, – отозвался священник, который все уже понял. – Да сохранит нас Господь.
Из-за деревьев появились всадники с тяжелыми копьями. На каждом фланге их было больше двух сотен, и они зажали христианскую пехоту в клещи.
Столкновение сопровождалось великим шумом, леденившим сердца. Пехота Мусы атаковала по центру, обтекая ямы, заполненные телами христиан и их лошадей. Кавалерия сжимала клещи с флангов и с тыла, превращая сражение в побоище. Фродоин беспомощно посмотрел на своих людей. Ориоль плакал от ярости.
– Служить епархии было для меня великой честью, но увидев такое, я не смогу больше жить.
Фродоин молча кивнул в ответ. Скорбь лишала его голоса. Епископ видел, как Ориоль и его гвардейцы устремились в битву, которая уже переставала быть таковой. Лишившись последнего оплота, он обернулся к Бернату из Готии, чтобы выплеснуть на бесславного полководца накопившееся отчаяние. Но маркграфа рядом не оказалось.
Бернату и Фродоину, представителям королевской власти в Марке, полагалось вместе принять и поражение, и его последствия. Епископ спустился с холма и увидел графа: в этот момент мальчик-дозорный передавал ему сарацинский лук и стрелы. Фродоин в растерянности пошел вслед за ним к полю боя. Он не понимал, что задумал Бернат, но был уверен, что граф не собирается сражаться и погибнуть с честью.
Фродоин сосредоточенно преследовал Берната, когда его настиг мощный удар в спину. Епископ упал на снег, у него перехватило дыхание. На него сквозь патлы черных волос презрительно смотрел Дрого де Борр, одетый в кольчужный доспех. Дрого был один из назначенных Бернатом капитанов, но во время сражения Фродоин его не видел. Кольчуга его перепачкалась в грязи, крови и снеге.
– А теперь, епископ, вы заплатите мне за то, что сделали в Серве, – процедил он сквозь зубы, поднимая топор.
Фродоин выхватил меч и сумел отразить первый удар, но рука его сразу онемела. Он отползал, не зная, как будет защищаться от следующего.
А совсем рядом завершалась битва, и христиане были близки к окончательному поражению. У них не было кавалерии, чтобы прорвать строй, пехотинцы были зажаты с трех сторон и пятились, увязая в болоте из крови и мертвых тел. Лязг оружия заглушался стонами бесчисленных раненых и умирающих.
Скоро к ним присоединится и епископ. Он отбил еще несколько ударов, отступая туда, где сражались последние христиане: если его заметят, быть может, кто-то и придет ему на помощь. Но здесь каждый сражался за собственную жизнь. Дрого рубил с такой силой, что меч Фродоина переломился пополам. Фродоин метнулся в сторону, успел подхватить оставшийся без хозяина деревянный щит и спасся от удара, нацеленного в шею. Увидев, как лезвие топора крушит дерево щита, он понял, что спасения нет. Дрого издал торжественный вопль, и епископ повалился на снег – избитый, истекающий кровью.
– Но почему, Дрого? Перед смертью я хочу знать.
– Это только часть плана, которому ваше хитроумие уже не сможет воспрепятствовать, – снисходительно ответил он. – Вы умрете, так и не узнав ответа. Я много лет дожидался этой минуты, епископ.
– Что ты сделал с Ротель? – Фродоин до последнего момента пытался разобраться в происходящем.
Дрого не терпелось покончить со своим врагом, но он не мог устоять перед таким безнадежным вопрошанием.
