— Это же, наверное, хорошо?
— Да.
Шим забегал взад-вперед по холлу, скаля зубы, что-то бормоча, фыркая и шевеля усами и ушами. Потом взлетел и начал нарезать круги, словно ополоумевший мотылек. С его крыльев сыпалась сверкающая при электрическом освещении пыльца. Она покрывала пол, мебель, оседала на стенах, придавая помещению праздничный, новогодний вид… И на меня изрядно налетело. Я сидела словно под золотистым волшебным снегопадом. На плечах уже кучки, словно погоны, на волосах наверняка сугроб. Я чихнула, пыльца вихрем взлетела, попав мне и в рот, и в нос, и кажется, в глаза.
— А-а-пчхи. Пчхи. Ап-чхи-и, — принялась я безостановочно чихать. — Господин Шим. Апчхи. Вы не могли бы… Пчхи. Остановиться… Апчхи.
— Могу, — приземлился он передо мной и принялся нервно перебирать передними лапами, как это обычно делают коты. — Не бойся, самка. Моя пыльца волшебная. Здоровье будет хорошим. Шерсть, шкура, когти, зубы, усы.
— А зрение восстановится? У меня небольшая близорукость. Апчхи, — Тут я достала из кармана носовой платок и шумно высморкалась. Про усы решила раньше времени не паниковать. — Извините.
— И зрение. Но я передумал. Я пробуду весь оплаченный срок с Жиржей. Полечу к ней, расскажу новость о себе. Золотой крымыш я. Я — легенда.
Не обращая больше на меня внимания, рыжая мышиная тушка поднялась в воздух и полетела на второй этаж. Я проводила Шима взглядом, задумчиво осмотрела блестящий от пыльцы холл и лестницу.
— Ну, может, хоть ковер не такой потертый станет. Он же шерстяной. Глядишь, шерсть и восстановится…
Почесав свербящий нос, я еще раз оглушительно чихнула пять раз подряд. Высморкалась и понесла книгу регистрации обратно на стойку.
— И все же надо бы к двуногим. А то с этими милыми, но не поддающимися никакому разумению существами все слишком странно. Эльфу или гоблину я удивилась бы меньше, чем… жаблоиду, филиуру и крымышу.
Тут у меня что-то хрустнуло во рту. Ругнулась, рассматривая выпавшую из зуба пломбу. Кашлянула. Выплюнула вторую… И помчалась в свои покои рассматривать свою и так отнюдь не голливудскую улыбку. Вот только этого мне и не хватало.
— Зубы здоровые будут, говорите? — вопросила я спустя минут пятнадцать.
Мое отражение скалилось идеальной белоснежной улыбкой. Да молочные зубы, когда они еще только решили обосноваться в моем рту, не были такие белыми, здоровыми и блестящими.
Все пломбы вывалились. Увы, их у меня имелось несколько. Так вот, все эти несколько и вывалились. Но. Зубы полностью восстановились и побелели.
Я снова растянула губы, изучая содержимое своего рта. Пощелкала челюстями. Пригладила брови, которые стали гуще. Пока рассматривала метаморфозы своей улыбки, не заметила, как брови "заколосились" и стали рыжими. Нахмурилась, подняла их домиком, иронично изогнула одну.
— Прям ни в сказке сказать, ни пером описать. Красавица былинная с бровями соболиными.
Надо привыкать…
Красавица в зеркале похлопала длинными рыжими ресницами. Очень длинными. И очень рыжими.
В жаркую погоду мне теперь не понадобятся вентилятор и веер. Я могу просто часто моргать, и мое лицо всегда будет в прохладе. А мух и комаров унесет ветром, который я подниму этими опахалами.
Оттянув ворот футболки, заглянула в него. Нет, ну а что? Раз уж тут такое происходит, надо пользоваться. А вдруг?
"Вдруга" не случилось, судя по тому, что бюстгальтер мне пока не жмет. С другой стороны, это ж не волосы или ресницы. Может, ночью вырастет? Я бы не отказалась от увеличения груди на размер.
Интересно, а если раздеться и поваляться в этой пыльце целиком, как свинка в луже? Разгладятся шрамы? Кожа помолодеет? Или шерсть расти начнет? Вот последнего не хотелось бы. И так уж напряглась при обещании усов.
Снова заглянула себе в бюстгальтер. Попрыгала. Не-а, не выросло.
Ну и ладно, не очень-то и хотелось…
— Я живу в квинтэссенции абсурда. В изоляции. Разговариваю с люстрой. Пью в компании смерти. Я теперь рыжая. М-да. Зато имею великолепные зубы, — пощелкав вышеупомянутыми, сообщила я своему отражению.
И пошла в холл. Сидеть на посту. Мало ли кто еще почтит меня своим вниманием. Может, шестилапая жаба прискачет и сообщит, что больше не хочет сидеть в болоте и отныне она будет… Ну не знаю. Летать. Теперь понятно, по крайней мере, почему Жиржа оранжевая. На ее спине сидел золотой крымыш и осыпал ее своей пыльцой.
Оранжевая самка жаблоида. Рыжая (почти оранжевая) самка человека. Все закономерно. Вот если у нас еще внезапно появится оранжевый филиур — это будет заключительный аккорд. И я буду смеяться.
ГЛАВА 11. Чаевые бывают разные
Жиржа меня навестила вечером того же дня. Печально вздыхая, приквакивая и шлепая лапами об пол, огромное земноводное прискакало на первый этаж. Уселось напротив меня и выпучило глазюки, раздувая горло.
— Чего-нибудь желаете, госпожа Жиржа? — спросила я и бочком, невзначай двинулась в сторону стойки регистрации.
— Ква-желаю, — пробулькала она. — Шим рассказал.
— Что именно?
— Что вы излечили его душу и сердце. Он нашел покой.
— Э-э-э… — выдала я и похлопала своими длинными ресницами.
Они щекотно касались щек, и я чихнула.
— Извините. А что от меня желаете вы? — потерев нос, спросила у земноводного.
— Из-ква-лечите мою душу.
— Как? И что с ней не так? Насколько я вижу, у вас все хорошо. Вы вежливая, умная и воспитанная самка жаблоида. Имя у вас красивое и очень подходящее вашей народности. Окрас редкий и удивительный. Все жаблоиды такие или это у вас изменилась расцветка после знакомства с золотым крымышем? Ах да. Друг есть, который вас ценит и заботится. Я помню, как он переживал за вашу шкуру. А еще ранее он ради вас лазил в грязь.
— Шим — да, — восторженно забулькала горлом Жиржа. — Он друг. А мне что ква-делать?
— А чего бы вам хотелось?
— С другом жить рядом. Но я жаблоид. Он крымыш. Нам нужна разная среда обитания.
— А я слышала, что в джунглях — это такие тропические леса — много влаги. И там водятся жабы. Живут, простите. Вы можете сходить в гости к Шиму. Его номер — как раз кусочек джунглей. Если пожелаете, можете переехать на оставшийся срок пребывания.
— Здравствуйте, самочка прекрасная оранжевая, — раздался вдруг голос Феликса. — Я портье ночной места волшебного этого.
Жиржа, перебирая всеми шестью лапами, аккуратно, чтобы не сбить мебель, повернулась к вышедшему из коридора филиуру.
— Пернатый, здравствуй. Я красивая? — кокетливо похлопала глазами Жиржа.
Феликс в своей чудной манере отвешивал Жирже комплименты. Она смущалась, флиртовала, строила глазки, раздувала горло и подбоченивалась.
