Интересно, опять увижу во сне брюнета?
О, да. Под утро мужчина вновь приснился. Сначала, как всегда, сгустилась темнота, и в отдалении вспыхнул кроваво-бордовый шар. Понимая, что видение неизбежно, пошла на свет и вскоре наткнулась на прозрачную преграду, не позволявшую вмешаться в действо. Как же её пробить?
Площадку, залитую алыми отсветами пересекала знакомая дорога, широкая и прямая как стрела. Дорога заканчивалась плавным переходом в помост эшафота, на котором, скрестив на груди руки, ожидал своего часа палач. Брюнет с неизменной плотной повязкой на глазах уверенно шагал вперёд. На развилке, как и вчера, от мужчины отделился полупрозрачный двойник, прошёл по тропинке и растворился во тьме неизвестности, брюнет же, не замечая фатальной ошибки, взошёл на виселицу. Палач накинул и затянул петлю, дернул рычаг. Я зажмурилась, но во сне закрытые веки не помешали увидеть агонию, отчаянную борьбу и смерть. В повторяющемся сне появилась новая сцена. Палач снова дёрнул рычаг, тело упало на помост и неестественно выгнулось. Палач пнул труп мыском сапога, тело свалилось на землю. Мёртвые глаза брюнета уставились прямо на меня.
Я закричала и проснулась.
За окном разгоралось утро. Первое из двух солнц выкатилось из-за горизонта, щедро поливая восток багрянцем. Пару минут я полежала, дожидаясь, пока сердце перестанет частить. До завтрака и до работы время есть. Я замотала волосы чалмой из подола ночнушки, облачилась в дамский купальный костюм и рванула на пляж. С приезда мечтаю. Страхи подождут.
Памятуя о словах Пухлощёкого, я скатилась по ступенькам на отельный пляж и, утопая в сахарном песке, побежала на народный, который, удивительное дело, был отграничен не забором, а колышками, украшенными засохшими листьями пальм.
Не обращая ни на что внимания, ступила в воду. Прохладная зараза. Я люблю тёплую, как летом в Красном море, но купаться готова в любой, лишь бы не совсем ледяная. Я побежала по мелководью, поднимая тучу брызг, а едва вода достала мне до пояса, повернулась к берегу и с весёлым визгом рухнула на спину. Давняя привычка: так легче привыкать к воде. Перевернулась на живот и поплыла.
Утром море по-особенному тихое. Я наслаждалась солнечными бликами, играющими на поверхности, подставляла лицо лучам. Благородные леди берегут белизну кожи? Мне это ни к чему, да и первый загар уже лёг. Пройдёт пара недель, и стану шоколадной.
Вода больше не казалась прохладной. Я поплыла медленнее и рассмотрела, насколько она прозрачная. Даже на глубине двух-трёх метров дно видно идеально. Сплошной белый песок, ни одной водоросли, зато резвятся мелкие серебристые рыбёшки.
Плескалась почти час, пока не поняла, что начинаю замерзать. Ничего, второй заплыв сделаю вечером перед ужином. Выходить решила сразу на отельный пляж. Мне запретили пользоваться шезлонгами и зонтиками, а не топтать песок. Отдыхающих ещё не было, господа встают позже и чинно завтракают. И лишь один «жаворонок» сидел на лежаке.
— Драси.
— Доброе утро, господин.
Я помрачнела. Брюнет стал прочно ассоциироваться с кошмарами. Он поднялся. Сам смуглый, одет в мужской купальный костюм. Белое мужчине удивительно шло.
— Вы не рады меня видеть?
— Что вы, скорее озадачена. Утром пляж непопулярен.
Брюнет приблизился, заступил дорогу.
— Драси, как вас зовут? Полагаю, мы могли бы познакомиться поближе.
В каком смысле? Звучит невинно, а подтекст каждый понимает в меру своей испорченности. Между тем мужчина положил ладонь мне на плечо и потянул к себе:
— Говорят, вы прибыли без головного убора?
И этот туда же. Я резко отстранилась. Мужчина не стал удерживать, лишь вопросительно приподнял бровь.
— Вас ввели в заблуждение, — отрезала я, но всё же пояснила. — С головным убором действительно случилась неприятность. Именно неприятность, господин, не намёк.
— А ещё говорят, вы одарили благосклонностью бармена и двух официантов.
— Ложь. Молодые люди проявляли ко мне интерес, я объяснила, что их внимание неуместно.
— Говорят, вы нуждаетесь в деньгах, — продолжал брюнет.
Достал.
— Именно поэтому я устроилась переводчиком. Языки я знаю, администратор — должность, подходящая приличным девушкам.
— Хм. Я вас провожу, — брюнет не спрашивал, поставил меня перед фактом.
Я начала медленно закипать.
Мужчине не стал предлагать руку, молча следовал рядом впритирку к моему левому плечу и больше всего напоминал нахохлившегося конвоира. Я так и не поняла, хочет он «познакомиться поближе» вопреки моему нежеланию или просто зачем-то ищет моего общества. Уточнять не стала, попробую отвязаться на входе в корпус.
— Драси, — позвал он. — вы не собираетесь смыть песок?
— Надо бы, — признала я.
— Колонка справа.
Чугунная конструкция с длинным носом на полметра возвышалась над деревянным настилом. Брюнет повернул похожую на винт ручку, колонка чихнула и выплюнула струю воды. Я поочерёдно подставила стопы под кран. Брюнет внимательно наблюдал.
— Спасибо. Благодаря вашей мази всё зажило волшебным образом.
— Разумеется, в основе мази зелье и природное сырьё. Вы разве не видели эмблему на этикетке?
Я хлопнула глазами. Местные логотипы для меня пока тёмный лес.
— Драси?
Я лишь улыбнулась, дождалась, пока брюнет тоже смоет песок, и мы пошли, оба босиком. Я-то берегу туфли. А он?
— Можно личный вопрос? — рискнула я.
Брюнет кивнул.
— Не возьму в толк. Вы не выглядите человеком, стеснённым в средствах. Почему именно «Поцелуй медузы»? На мысе не меньше десяти отелей. Наверняка где-то сервис на порядок качественнее.
— У меня есть причины оставаться здесь. Вы правы, от моих финансовых возможностей это не зависит.
Ответ размытый донельзя, но конкретика не моего ума дело.
— Примерно так я и думала.
Брюнет неопределённо хмыкнул.
До корпуса дошли молча. Брюнет остановился.
— Всё-таки, драси, как вас зовут?
Скрывать нет смысла. За взятку ему даже дубликат ключа от моего номера дадут.
— Аля. Аля Медоуз, — имя осталось родное, хоть и урезанное. Дома я была Александрой в честь бабушки Шуры по папиной линии. Характером, кстати, я тоже в неё. Бабуля, если что-то решала, добивалась цели с упёртостью танка. Вот и мне хватило упрямства в чужой стране без капли полезной информации добраться до отеля. Не будь у меня этой черты, забилась бы в ближайшую щель, свернулась клубочком, пролила ведро слёз и неизбежно погибла бы. Фамилию следователь дал новую, сказал, что не стоит лишний раз демонстрировать свою чуждость.
— Между нами для вас я просто Шарх.
