Я покосилась на Шарха. Разница в возрасте у нас небольшая, лет пять, а вот пропасть между нами огромная. Он битый жизнью состоявшийся мужчина, а я девочка, столкнувшаяся с первыми серьёзными трудностями, детство ещё до конца не выветрилось. Ему ведь со мной должно быть очень скучно…
— Аля, вы расстроились?
— Нет, — жалеть о случившемся точно не буду. — Шарх, мои чувства — моя проблема. Я не стану навязываться и очень постараюсь удержаться от подобных проявлений собственной слабости.
Чего я не ожидала, так это нового осторожного поцелуя в щёку.
— Аля, я держался с вами как положено держаться с деловым партнёром, потому что мне нечего вам предложить. За мной охотятся убийцы, у меня нет никакой стабильности, перспективы неясные.
Я уставилась на него с недоумением:
— Шарх, а зачем вам та, кто рядом только когда всё благополучно? Вместе — это и в радости, и в горе.
Шарх вновь едва ощутимо коснулся губами, на сей раз виска.
— Затем, что я должен дать своей любимой всё самое лучшее. Аля, что-то не так? Вас что-то смущает?
Отчасти. Ни разу не влюблялась Искренность — это важно. Я повернулась в кольце его рук:
— Я не верю в любовь с первого взгляда. Всегда считала, что сначала нужно узнать человека, иначе получается, что любовь не к человеку, а к моему представлению о нём. Так внезапно и быстро… я от себя не ожидала.
Шарх улыбнулся:
— Аля, разве дело во времени? Вы знаете меня, как никто другой. Может быть прабабушка знает не хуже. И не забывайте, что вы менталист. Вы пока не привыкли, но ведь вы интуитивно получаете информацию об окружающих. М? Что касается меня, то я, как уже говорил, чувствую людей.
— Меня не назвать светлым человеком.
Шарх рассмеялся:
— Конечно. Я ведь не на пустом месте заподозрил в вас подосланную ко мне убийцу. Есть люди омерзительно гнилые, от которых воротит. Другая крайность — стерильная душевная чистота. Когда я учился и снимал квартиру, убираться ко мне приходила на редкость светлая девушка.
Я невольно прищурилась.
— Аля, не ревнуйте. Я относился к ней как к большому ребёнку, добрая, милая и совершенно неинтересная. Она была настолько светлой, что была неспособна увидеть тьму в других. Для неё по определению все люди хорошие, даже самый последний злодей просто запутавшийся человек, которого надо пожалеть и которому надо обязательно помочь. Она щедро дарила мне душевное тепло, в котором я тогда нуждался, но между нами всегда была стена, потому что она не видела во мне меня и стремилась переделать, перевоспитать.
— Была?
— Сама бы она не выжила. Я нашёл хорошего человека, который о ней позаботится и намекнул ему, что сделаю ей на свадьбу щедрый подарок. В деньгах меня отец не ограничивал. Я к чему. Вы не светлая. Аля, вы настоящая.
— Может быть перейдём на «ты»?
— Как хочешь, — Шарх притянул меня ближе.
Странно, но на завтрак мы пришли вовремя, в смысле одними из первых. Утром ресторан не штурмовали, видимо, гости в основном ещё спят. Я взяла йогурт, опостылевший омлет, с сомнением покосилась на хлеб. Булочки выглядят свежеиспечёнными, но неизвестно, кто их и как трогал, сколько раз ронял. Заметив мой интерес, Шарх принёс пончики. Поварёнок готовил прямо в зале: выхватывал из плошки тесто, проделывал в центре дырку и получившееся кривое-косое колечко бросал в кипящее масло. Обработка температурой — это хорошо. За пончиком потянулись одновременно и столкнулись пальцами. Я вспыхнула. Кажется, у меня не только щёки, но и уши покраснели.
— Тебе идёт румянец.
Вот зачем смущать? Мне и так неловко. Я взглянула на Шарха. Его глаза лучились теплом и больше не ассоциировались с чёрными провалами в бездну.
— Аля?
Мне кажется, или он наслаждается тем, как действует на меня? Я схватила пончик, прокусила тонкую золотистую корочку и увязла зубами в сыром тесте. Очарование момента было безвозвратно разрушено.
Сразу после завтрака мы покинули отель. Жары ещё не было, солнца не успели раскалить воздух. Я поправила шляпку, сдвигая на затылок, и подставила лицо дневным светилам. Пусть лафандцы берегут белизну кожи, а я не боюсь приобрести «обезьяний» цвет. Шарх махнул извозчику, помог забраться в экипаж, поставил саквояж на свободное сидение, при обнял. Мы взяли один на двоих. Вещи остались в отеле. Шарх планировал вернуться, моя интуиция молчала, поэтому взяли только самое необходимое.
Я ни с того, ни с сего начала нервничать. Вроде бы едем по делу, а подсознательно воспринимаю поездку как представление меня родне. А вдруг бабушка меня не одобрит? Какая ерунда в голове… Нам бы с убийцами и мачехой разобраться.
Экипаж остановился у станции фуникулёра. Механизм уже работал. Кабина медленно ползла с горы вниз. Я сглотнула, вспомнив, как она скрипит. Что-то не хочется мне в неё лезть. Шарх расплатился с извозчиком, купил в кассе билеты.
— Аля?
Кабина спустилась на платформу, открылись двери. Пассажиров внутри не было. Шарх пропустил меня вперёд, вошёл следом.
— Эта штука меня пугает. Хуже только в дирижабле было, — пожаловалась я.
Ответить Шарх не успел. Двери начали закрываться, и в последний момент в кабину ворвался третий пассажир. Судя по его прыжку через ограждение — безбилетник. Двери захлопнулись, фуникулёр пришёл в движение.
Во время прыжка мужчина потерял цилиндр. Перед нами, не дыша, застыл светловолосый лафандец с изящной тростью в руках. Тот, о ком предупреждали близняшки? Шарх шагнул вперёд, одновременно задвигая меня за спину.
Лафандец подался вперёд. Щелчок. Взметнулась трость. На её обращённом к Шарху конце блеснуло лезвие. Шарх легко уклонился, перехватил трость, а мне жутко стало до одури.
— Пусти немедленно! — заорала я.
Шарх послушался. В тот же миг на вершие полыхнуло. Думать не хочу, что было бы, если бы Шарх продолжал держаться за трость. В воздухе запахло озоном.
Вспышка магии не прошла даром для фуникулёра. Механизм заскрипел особенно надсадно, тряхнуло, и кабина остановилась на полпути. Я пошатнулась. Шарх машинально придержал меня, не позволяя упасть. Мужчина бросился вперёд. Шарх чудом уклонился от трости, поднырнул нападавшему под руку, перехватил за локоть, развернул, оттаскивая подальше от меня.
Я действовала на рефлексах. Схватила с пола саквояж, замахнулась и припечатала нападавшего по затылку. Хрупнуло. Голова мужчины разбилась, на пол посыпались глиняные черепки, пролилась жидкость с едким формалиновым запахом. Открылась «начинка» головы: пронизанные многочисленными трубочками мозги в разбитом стеклянном сосуде, уже не раз виденные шестерёнки, заклёпки. Кукла, проигнорировав повреждения, продолжала тянуться к Шарху. Я, глядя на мозги, отступила назад и медленно сползла по стенке на пол.
— Аля?
