Внезапно Грант сжал мою руку, которая безвольно лежала на сидении. Я буквально ощущала себя овощем… до этого момент. Стоило взглянуть на Марка и его подбадривающая озорная улыбка скрасила все. Электричество прошло по телу и я поежилась от странных бабочек в животе. То, что еще вчера Никита пытался втолковать мне словами, этот человек донес лишь взглядом. Поддержка, не равнодушие, участие и… любовь? Дружеская, уж точно.
Я почти физически ощутила, когда в нашу энергетику вмешалась чужая… Дмитрий Геннадьевич, будь он не ладен!
— К-хем! Я прекрасно понимаю, что в рукопожатии опекуна и его воспитанницы нет ничего криминального, но лучше бы вам держаться на расстоянии, когда мы выйдем из машины… — продолжая изучать документы, сказал юрист. — Это настоятельный совет, выполнение которого обязательно.
Грант крепче сжал мою руку, но ничего не сказал. Было видно, что чрезмерные команды Дмитрия Геннадьевича его раздражали, но перечить он не стал. Наверняка, старик — профи, каких еще поискать.
Тут сразу вырисовывается вопрос: как у такого лаконичного, умного и интеллигентного мужчины, могла родиться… Юля?!
Приехали к залу суда мы минут через сорок. На входе безумствовала толпа журналистов, их странные вопросы сыпались со всех сторон. Я абстрагировалась, уроки юриста не прошли даром, и совсем не помню, как добралась в зал заседания. Не помню, как села на указанное место. И если хоть кто-то спросит, о чем говорили вокруг — ни за что не отвечу. Причем слушала я очень внимательно! Повторяла каждое слово про себя и все равно смысл не доходил. Словно говорили все на незнакомом языке.
Одно грело душу — Марк сидел справа от меня. Не знаю, как он этого добился, но сам факт его присутствия на расстоянии вытянутой руки — заставлял не нервничать. Где-то в зале должен был быть Никита, но почему-то вспомнилось об этом, только когда Дмитрий Геннадьевич выжидающе повернулся ко мне и шепнул:
— Удачи, Алиса Воронцова! — он взглядом приказал мне встать.
Мне показалось, что мир перевернулся с ног на голову, когда я медленно плелась в отведенное для допроса место. Кажется, меня попросили присягнуть, дескать, врать я не стану и я на все согласилась.
Чтобы как-то отвлечься от объявшего меня ужаса, сосредоточенно рассматривала молодого адвоката. Он говорил много и так уверенно, что его хотелось слушать, а главное — слышать и понимать. Острые черты лица, идеальный костюм дорогой марки и "ролекс" на руке говорили о том, что не просто так он ест свой хлеб.
Попеременно до моего слуха долетали вопросы и я уверенно отвечала на них, глядя прямо в глаза мужчины. Помню, как он что-то сказал, упомянув мою фамилию, и зал дружно охнул.
— …Таким образом следствие вышло на информацию, за которую в наше время люди получают довольно внушительный срок. Тем не менее, родители Алисы Воронцовой мертвы и данный факт мошенничества мы будем рассматривать только в интересах данного дела… — уловила я краем уха, а затем мужчина развернулся ко мне. Его взгляд впился в мое лицо так сильно, что любой вдох не остался бы не замеченным. Ему была важна любая реакция или заминка на следующие слова: — Алиса Воронцова, вы поклялись говорить правду и только правду. А теперь скажите, пожалуйста, мне, судье и свидетелям в зале: знали ли вы, что ваши родители усыновили вас в первый год жизни?
И вот тогда образ холодной рассудительной леди дрогнул. Мои брови поползли вверх, а затем начался дикий хохот. Все в зале зашушукались, а я не удержалась от первого полного предложения на моем допросе:
— Что вы несете?! Я лично видела уйму фото с беременной мамой, выписку из роддома и кучу всяких мелочей…
Адвокат нахмурился, недовольный моим искренним незнанием, но лишь на секунду. Затем развернулся к залу и объявил всем: СМИ, моим друзьям, опекуну, случайным людям…
— Как я говорил ранее, следствию удалось найти достоверные сведения о смерти полугодовалой "первой" Алисы Воронцовой. В заключении о вскрытии говорится, что девочка умерла от воспаления легких. Только вот все документы пропали таинственным образом, а "новая" девочка появилась уже в течение месяца (первые фото СМИ с ребенком после трагедии зарегистрированы уже через двадцать дней).
Перед глазами все плыло. Я больше не видела лиц, не смеялась, не плакала, а просто безумно медленно теряла себя, свой мир вокруг… все то, что я называла добром и злом пошатнулось.
Нет… Они — мои родители! Только мои и ничьи больше! Они не стали бы проворачивать нечто подобное!
— К чему вы ведете?! — немного нервно уточнил уставший судья. — Врач, утаивший документы, давно умер от старости. Чета Воронцовых мертва. Данная информация имеет отношение к делу?
— О, да! — самодовольно протянул молодой юрист. — Завещание о передаче всего движимого и недвижимого имущества дочери Алисе Воронцовой было составлено еще в первый месяц рождения девочки, которая вскоре, увы, скончалось. Выходит, что я имею все основания аннулировать его.
Все. Свет перед глазами потух. А мерзкие голоса и крики вокруг перестали доводить меня до инсульта… В мои-то шестнадцать!
Я помню, как пришла себя. Марк Грант держал меня на руках и первое, что я заметила в его глазах — вину. Только вот он не был виноват ни в поступке родителей, ни в моей слабой нервной системе.
— Я не справилась… — едва слышно шепнула я и облизнула пересохшие губы. Краем глаза заметила, что мужчина сидит в пустом коридоре, а где-то рядом маячит спина Дмитрия Геннадьевича. — Мне нужно было лишь ответить на пару вопросов, а я… Подвела тебя… Снова…
Грант внимательно посмотрел мне в глаза и поморщился, будто я дала ему словесную оплеуху. На глазах появились слезы. Я не хотела выпускать их наружу, но жидкость так остро обжигала глаза, что пришлось моргнуть. Горячие капли стекли по скулам, но не успели дойти до конца. Грант вытер их легким поглаживанием и оставил ладонь на лице.
Он смотрел на меня так… Так, слово я — его мир и мое плохое настроение передается ему в стократном размере. Легкие касания к моему лицу действовали, как самое мощное успокоительное и афродизиак. Казалось не важным что там наплел молодой адвокат в суде. Есть только здесь, сейчас.
Этого взгляд… Он прожигал мне душу.
— Вы не правы, — прервал идиллию адвокат и я, немного отстранившись от Гранта, села. От меня не укрылось, как недовольно Марк поджал губу, но все равно притянул меня к себе за талию и переплел наши руки. Я так удивилась, что открыла рот и ошарашено посмотрела на него. Он лишь пожал плечами и спокойно сказал:
— Чтобы в обмороки больше не падала. В этот раз я не дам тебе упасть на пол.
— Так вот, — не унимался Дмитрий Геннадьевич, уткнувшись в свои записи, — Вы повели себя именно так, как было задумано. Теперь никто не подкопается к делу. В лучшем случае — вы получите наследство в полном размере. В худшем, ваша часть компании отойдет Марку Гранту. Но, как я понял, для вас это не проблема, да?
— Но тот адвокат сказал… — пытаясь вытянуть из себя хоть слово, я запнулась.
