— Да уймись ты уже, — попросила Вилла.
— Поживешь еще в Заповедных землях, поймешь, что все произошедшее за эти пару дней было детскими игрушками, — пробормотала Фосса.
— Ну уж нет! — гневно возопила я. — И не собираюсь, понятно? Слышите, вы? И все трусливые шакалы, что расселись по кустам и дрожат, как заячьи хвосты?! Я, Лирей Анжу Альбето, герцогиня Альбето, леди Ньюэйгрин, и близко не собираюсь здесь жить, ясно?! И на день не задержусь здесь! Как только вы оставите меня, наконец, в покое! Вернусь туда, где мое место! В человеческие земли! И жить буду, как человек, потому что я — и есть человек, понятно вам?!
— Понятно, понятно, — процедила Фосса, поворачиваясь ко мне спиной.
— Иди, — жмурясь на солнце, лениво пробормотала Вилла, тоже не обратившая на мою грозную тираду никакого внимания. — Хоть сейчас. Там тебя ждут.
Я гневно развернулась к кустарнику в розовых цветочках, вознамерившись уж было уйти, хоть куда, а там будь, что будет! Но вспомнив, что там меня поджидает плотоядно ухмыляющийся, рычащий Грэст, и облизывающийся Вирд, который с упоением разглядывал меня в ночной купальне и тяжело дышал, и может, даже, тот широкоплечий Рив, который пока, слава Богине, никак себя не обозначил, застыла, как громом пораженная.
— Чего ты копошишься, — миролюбиво сказала Лил. — Сейчас поедим! Скоро встретишь Велеса, и может, хоть что-то прояснится.
Не спрашивая, что именно прояснится, я все же буркнула:
— А когда мы будем у этого Велеса?
— Вообще-то мы уже у него, — нехотя ответила Вилла, нежась под солнцем. — Точнее, совсем рядом. — Но он пока не готов говорить.
— А когда будет готов? — запальчиво спросила я, озираясь по сторонам — ундины, оборотни, еще и какой-то Велес здесь ошивается, оказывается!
— Он подаст знак, — сказала Вилла.
ГЛАВА 9
К моей вящей радости, Вилла сообщила, что идти больше никуда не надо, потому как мы уже пришли, а на мой резонный вопрос, зачем же было так спешить, если Велес этот все равно пока не готов нас принять, она, пожав плечами, ответила:
— Здесь небезопасно, сама видела. Чем опаснее местность, тем быстрее стоит ее миновать.
— Это еще поспали по дороге, — поддакнула Лил. — В прошлый раз, помнишь, проклятые пиренейцы словно взбесились. Ни минуты отдыха не дали, так и шли, точнее, бежали непрерывно двое суток… Я даже ноги стерла, пока сюда добежала, — сказала она уже мне.
— Ага. Охраняли новое потомство, злые, как сволочи, — меланхолично протянула Вилла.
Я захлопала ресницами. Бегом? Двое суток?! Это вообще, возможно? Нет, ну они дикие люди, то есть, не совсем, конечно, люди, но все же… Что-то мне подсказывает, что даже для их звериных сущностей бежать двое суток — это слишком.
Вилла словно прочитала мои мысли:
— В зверей не перекидывались, — сказала она. — Таково условие Велеса.
— Почему?
— Ему виднее, — серьезно ответила Вилла. — Велес мудр, как Вселенная, и могуч, как жизнь и смерть, вместе взятые. Издревле он покровительствует свободному народу.
— Если он так всемогущ, почему же не помог вам навсегда извести людей? Уничтожить нас? — возразила я.
Вилла посмотрела на меня с сожалением. Я хорошо знаю этот взгляд. Так смотрит на самую глупую собаку нашей псарни Леди, когда та промахивается носом, не попадая в плошку с водой.
— Ты глупа, — сказала Фосса.
Лил только головой покачала, поджимая губы. Она была солидарна с подругами.
— Для нас никогда не было целью уничтожить людей, — сухо сказала Вилла. — Мы не начинали с вами ни одного сражения. И не мы пришли на ваши земли, вытесняя вас с плодородной почвы.
— Вот я и говорю, — согласилась я. — Если мы такие плохие, почему было не истребить нас? Окончательно и бесповоротно?
— Ты рассуждаешь, как человек, — с отвращением сказала Фосса. — А я-то уже начала думать, что ты другая.
Мне стало совестно, хотя и говорила я разумные и логичные вещи, непонятно, чего они так оскорбились. Ну не верю я, что оборотни эти сплошь все белые и пушистые, какими они себя пытаются представить! И, между прочим, имею на это право! Даже если все святые писания, вместе взятые, все предания о святых праведницах, врут, ладно, с этим, как-никак, но я ещё как-то могла бы… не то, что согласиться, но, по крайней мере, не спорить… Но.
Но кто, как не оборотни, убили моего отца? Маму? Пусть тело не нашли, но ведь, если бы была жива, вернулась бы домой! И Андре… Его-то они убили на моих глазах!
С этим ведь не поспоришь!
Так что пусть не прикидываются хорошенькими, и считают меня глупой, и человеком, все равно. Я им не верю, и точка.
Лил, стараясь избегать контакта глазами со мной, притихшая и какая-то поникшая, хоть и лицо осталось неподвижным, как мрамор, но я уже научилась определять их настроение и без явного проявления эмоций на лице, быстро собрала кости и остатки ужина, завернула их в уложенные в ряд, один край на один, листья, и скрылась за деревьями.
Вилла с Фоссой, даже не переглянувшись, одновременно встали, развернулись спинами к костру и принялись спускаться к озеру. На берегу они по-прежнему не смотрели друг на друга, даже словом не перекинулись, но синхронно повернули влево и пошли вдоль берега, вскоре, скрывшись в кустах.
Я проводила взглядом их статные фигуры, делающие только экономные, выверенные движения, полные внутренней силы и достоинства, и подумала, что хорошо, наверно, когда рядом те, кто думает и чувствует, как ты… У меня такого не было никогда. Виталина с Микаэлой? У них есть что-то похожее, но строится оно на почитании и заискивании перед Виталиной. У свободных, даже учитывая, что Вилла вожак, все не так. Вилла, Фосса, Лил… и те женщины у источника, и их мужчины… и даже Изабелла, пришедшая в стаю с человеческих земель… они выглядят семьей. Даже ближе. Им не надо даже смотреть друг на друга, чтобы знать, что чувствуют, и даже как будто, что думают остальные.
А я… Так сложилось, что ближе Андре у меня никого не было. Мама? Да, мы были очень близки, но и как-то далеки, что ли. Мама, стремительно угасшая после смерти отца, превратившаяся из полной сил, энергии и красоты женщины в свою бледную тень, всегда была мыслями где-то далеко от меня. И кажется, чувствами часто тоже… Отец… Я плохо помню его, если бы не портреты в галерее и маминой спальне, я не вспомнила бы даже его лица.
И Андре… Я думала, ближе у меня никого нет и быть не может, и никогда не будет… Но о чем он думает я не знала никогда. Я очень хотела понять его, чем руководствуется, чем живет, и такое впечатление, что одновременно понимала, что бесполезно. Я знала о его чувствах, но ровно столько, сколько он сам показывал мне. Ведь пока он не заговорил о них, я о них и не догадывалась, и что-то мне подсказывает, что виной этому не только недостаток опыта…
