А разве не то же происходило в отцовском замке? — спрашивала я себя, вспоминая зиму в башне, торжествующую улыбку Виталины…
Но там… Там я хотя бы знала, для чего я терплю, — отвечала я себе. — Достичь совершеннолетия — и стать полноправной владелицей Ньюэйгрин, герцогиней Альбето.
Кого ты обманываешь! — с жаром возражала я себе. — Тебе никогда не позволили бы стать герцогиней!
Этого я никогда не узнаю, — возражала я себе. — Теперь не узнаю.
Был ещё третий голос. Он говорил ехидно, и с клокочущей злобой:
К тому же я и не собиралась быть герцогиней Альбето. Я хотела стать герцогиней де Шеврез!
— Эя, — осторожно трогала меня за плечо Лил. — Поешь, пожалуйста.
Я дергала плечом, и отвечала:
— Не хочу.
— Как может не хотеться есть? — недоумевала Лил.
Я желчно рявкала:
— Да мне жить не хочется, как ты не понимаешь. Не то, что есть. Или видеть их всех и участвовать в этом бродячем цирке!
Лил вздыхала и звала на помощь Виллу. Под ее хмурым, пристальным взглядом я робела и съедала немного из тех фруктов, овощей и нежного мяса перепелок, что Лил приносила каждый день. Они даже нашли для меня где-то леденцы. Правда, не мятные, а малиновые.
Фосса тоже иногда приходила из открытого лагеря.
Многие живут здесь прямо под открытым небом, волки не очень-то любят стены, особенно те, кто предпочитает звериную форму человечьей. Обособленно, в таких же шатрах, как наш, живут немногие.
Я вздрогнула, увидев однажды заходящую в шатер бурую, со светлыми полосами, волчицу, здоровую, с высунутым красным языком и сверкающими в свете мотыльков, острыми, как ножи, клыками.
Прежде, чем Лил успела что-то сказать, я буркнула:
— Привет, Фосса.
В тот же миг волчица припала к земле, задрожала. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, с земляного пола, устеленного шкурами, встала обнаженная Фосса. Недовольно потянула носом и спросила, как мы здесь живем, на что Лил развела руками, а я заявила, что никого не держу. Все равно, мол, деваться мне некуда.
— Чем ближе к боям, тем труднее, — пожаловалась Лил, сетуя на мой характер.
Фосса сидела с нами какое-то время, но по большей части молчала. Мне казалось, что она пришла поддержать не меня, а Лил. И пусть.
* * *
— Как ты можешь быть такой спокойной, Эя! Ведь начинаются бои!
Лил запахнула полог, одним прыжком пересекла шатер, оказываясь со мной на одном ложе.
— Правила простые! — затараторила она. — Никакого оружия. Биться можно в любой форме.
— А как же то, что сказал Велес, — вяло поинтересовалась я. — Что в отсутствие луны волки уязвимы?
— То-то и оно! — подтвердила Лил. — Сил на перекидывание тратится больше, чем обычно, и сам процесс обращения дольше. Помяни мое слово, победит тот, кто останется в основной форме. Ну, может, усилится полуформой, но немного.
Я пожала плечами.
Мне все равно, кто победит.
Призывно загудели трубы, словно слоны вышли на брачный поединок, раздался оглушающий звук гонгов, ещё долгое время оставшийся звоном в сгустившимся воздухе.
Все возвещало о начале боев.
Лил сидела как на иголках, ерзала, то и дело вскакивала, бежала к пологу, нюхала воздух, возвращалась. Внутри меня же что-то оборвалось. Я не могла не думать о том, что произошло в лесу, тогда, с Грэстом, и если раньше моя судьба была скрыта пологом некоей тайны, то сейчас проступала отчетливее, и от этого кровь стыла в жилах.
Я сжала отцовский камень в кулаке, словно хотела раздавить. Камень был холодный, не пульсировал, не грел, как тогда, когда хотел, как будто что-то мне подсказать.
Из-под сжатого кулака выскользнул серебряный овал, качнулся на длинной цепочке.
Свободной рукой я приблизила медальон с профилем святой Иулии к глазам. Святая воительница, защитница от оборотней и темных сил смотрела перед собой гордо и бесстрастно. Профиль ее — сама вера в свою победу.
— Святая Иулия, защити, — прошептала никогда не бывшая религиозной я.
Напряжение спало где-то через час-полтора.
— Почему они так долго? — вяло, безэмоционально пробормотала я.
Лил оглянулась с порога.
— Это только первый этап боев. За право назвать тебя своей вызвались биться сто шестьдесят воинов свободного народа.
Я онемела. Сто шестьдесят?!
— В принципе, — продолжала рассуждать Лил, говоря больше для себя, чем для меня, — ничего интересного в начальных поединках нет. Хочешь, расскажу, как там все происходит?
— Нет.
— Правильно! — воскликнула совершенно не слушающая меня Лил. — Интересно же!
— Первые бои идут между десятками. Из каждой побеждает один, — заговорщицким тоном сообщила она, накручивая прядь волос на палец.
— Остается в живых? — спросила я дрогнувшим голосом.
Лил беспечно махнула рукой, ойкнула, уставилась на несколько вырванных волос.
— Всякое бывает, — наконец, сказала она. — Не думай, что законы свободного народа жестоки. Волк может признать свое поражение, и никто ничего ему не сделает. Вот только признавать поражение наши мужчины не умеют.
На миг ее голос стал серьезным, затем снова повеселел.
— Из ста шестидесяти остается, стало быть, шестнадцать, — прощебетала она. — Они бьются парами, затем победители в этих парах снова выходят на площадь, и бьются уже между собой.
— Они к тому времени должны быть сильно уставшими, — с сомнением в голосе пробормотала я.
Лил закивала.
— А как же. Нам-то нужен сильнейший!
Ее щеки заалели, губы приоткрылись, и Лил нежно проворковала, я даже заморгала, не думала, что хрипловатый голос волчицы способен на такие нежные нотки:
— Самый выносливый. Неутомимый…
Я продолжала хлопать ресницами, лихорадочно думая о последнем, ей сказанным, а также о том, чем это бесценное в ее глазах качество чревато лично для меня, словом о том, о чем порядочная леди, да и просто леди думать никак не может.
Первый этап боев длился до полудня, стоило солнцу начать клониться к закату и понемногу набухать краснотой, Лил торжественно возвестила, что начинается второй этап.
Нам принесли жареное мясо, несколько плоских лепешек, нарезанные желтые и оранжевые овощи. Совсем молоденькие волчицы, прямо девочки-подростки, рыженькая и светленькая, с короткой мальчишеской стрижкой прямо ели меня глазами с некоторой долей зависти и восторга.
Мне кусок в горло не полез, но Лил это не огорчило. Заявив, что, когда она нервничает, у нее просыпается зверский аппетит, молодая волчица умяла и мою порцию. В последний момент спохватилась и протянула мне разрезанный вдоль желтый овощ.
