Роки сидел неподвижно — нижняя губа отвисла, огромные руки на ляжках, выражение лица, как у спящего.
Тягучим, усыпляющим голосом Эрик начал обратный счет, следя за дыханием Роки, наблюдая, как поднимается и опускается толстый живот.
Гипнотизируя Роки, Эрик словно сам опускался сквозь толщу илистой воды. От тины было так темно, что он едва угадывал фигуру Роки перед собой, пузырьки воздуха отрывались от бороды и волос и вертелись в водяных воронках.
Эрик сбил порядок, начал перескакивать через числа, однако сохранял обратный отсчет, понемногу замедляя темп речи.
Надо попытаться добыть точные сведения.
Эрик опустился ниже, вода потемнела. Боковое течение усилилось, стало рвать одежду. В стремительно несущейся илистой воде с лицом Роки, словно сделанным из редкой мешковины, все это время происходили гротескные метаморфозы.
— Восемнадцать, семнадцать… тринадцать, двенадцать… скоро ты откроешь глаза, — сказал Эрик, следя за размеренным дыханием Роки. — Здесь ты в безопасности, ничто тебе не угрожает…
Глава 112
Теперь Роки пребывал в таком глубоком трансе, что частота сердечных сокращений стала ниже, чем во сне, и он дышал, как залегшее в спячку животное, но определенные участки мозга активировались, концентрация достигла предела.
Пора было направить внимание Роки на проповедника и подтолкнуть его к рассказу о том, что он видит, попытаться извлечь на поверхность кристально ясные воспоминания, хранящиеся по соседству со снами и наркотическим бредом.
Голова Роки свесилась на грудь, стали видны хвоинки, запутавшиеся в грязных волосах после путешествия по лесу.
— Четыре, три, два, один, теперь ты открываешь глаза и вспоминаешь в точности, как встретил «грязного проповедника» в первый раз…
Сквозь бурую, стремительно текущую воду Эрик видел, как Роки покачал головой, хотя на самом деле он сейчас сидел на стуле, открыв глаза, и облизывал губы.
Живот вздымался и опускался в такт медленному дыханию, подбородок поднялся, глаза, не мигая, смотрели сквозь пространство и время.
Эрик подумал, что надо повторить свои слова и дать Роки скрытую команду заговорить.
— Как только почувствуешь себя готовым, ты можешь… рассказать, что ты видишь.
Роки облизал растрескавшиеся губы.
— Трава белая… она хрустит под ногами, — медленно проговорил он. — Черное полотнище развевается на верхушке шеста… снежинки кружатся над землей… — Он что-то неразборчиво забормотал.
— Слушай мой голос и рассказывай, что ты помнишь, — настаивал Эрик.
Лоб Роки блестел от испарины; он вытянул ногу, и стул заскрипел под тяжестью грузного тела.
— Свет цвета известки, — тихо сказал он. — Падает через окна в глубоких нишах… На фоне лиственно-желтого неба висит побежденный спаситель… вместе с другими преступниками.
— Ты в церкви?
Глубоко в грязной быстрой воде Роки кивнул в ответ. Глаза выпучены, волосы колышутся.
— Что это за церковь? — спросил Эрик.
Он услышал, как дрожит его голос, постарался унять тревогу, найти покой в гипнотическом резонансе.
— Церковь проповедника…
— Как она называется? — Сердце забилось быстрее.
Рот Роки приоткрылся, но слышно было только, как он шлепнул губами. Эрик склонился ему через плечо и услышал замедленное дыхание, голос, исходящий откуда-то из глубин горла.
— Ш-шёлдинге, — глухо проговорил Роки.
— Церковь Шёлдинге, — повторил Эрик.
Роки кивнул, откинул голову назад, и его губы что-то беззвучно выговорили. Эрик и Йона быстро переглянулись. Они получили, что хотели. Теперь Эрику предстояло вывести Роки из глубокого транса, но он не удержался от еще одного вопроса:
— «Грязный проповедник» в церкви?
Роки сонно улыбнулся и поднял обмякшую руку, словно указывая на предметы у стены сарайчика.
— Ты видишь его? — нажал Эрик.
— В церкви, — прошептал Роки, и его голова снова поникла.
Йона, карауливший возле мутного от грязи окна, как будто занервничал. Видимо, на кладбище кто-то пришел.
— Расскажи, что ты видишь, — попросил Эрик.
Роки вздрогнул, и капля пота сорвалась с кончика его носа.
— Я вижу старого священника… Румяна поверх щетины на отвисших щеках… помада, и его глупая мина, недовольная и замкнутая…
— Продолжай.
— Ossa… ipsius in pace…
[16]
Роки зашептал что-то себе под нос, лицо перекосилось, он беспокойно заерзал на скрипучем стуле. Клочки зеленой обивки полетели на мезонитовый пол. Йона отступил назад и молча вытащил пистолет.
— Ты знаешь, как его зовут, — продолжил Эрик. — Скажи мне, как его зовут.
— Это гадкий старый священник… щуплые ручки, все в пятнах от проклятого джонка, которым он ширялся годами, — сказал Роки, и его голова перекатилась на бок. — Синяки расплылись под кожей, вены разъедены, но сейчас на нем белоснежный стихарь, никто ничего не видит, никто не понимает, что происходит… Возле него сестра и дочь, коллеги…
— А еще священники есть в церкви?
— Скамьи заполнены священниками, ряд за рядом, ряд за рядом…
Йона вполголоса призвал Эрика закончить гипноз, но Эрик опустил Роки еще глубже.
— Достигни места, где хранятся только истинные воспоминания… Я буду считать с десяти… и, когда дойду до нуля, ты окажешься в церкви Шёлдинге…
Роки поднялся. Голова его дернулась, глаза закатились, и он рухнул, опрокинув стул. Ударился о пол, упал затылком на мешки с перегноем, ноги конвульсивно задергались. Тело выгнулось дугой, словно Роки пытался сделать «мостик». Роба задралась, он гнусаво стонал от боли, губы расплылись, голова запрокинулась. Позвоночник похрустывал. Эрик кинулся к больному, убирая в сторону все предметы, до которых Роки мог бы случайно достать.
Роки с глухим стуком повернулся на бок, и в следующую секунду эпилептический припадок перешел в конвульсии. Эрик, стоя на коленях, обеими руками держал большую голову Роки, чтобы тот не поранился.
Ноги колотили по полу, голова тряслась, толстый живот дрожал от судорог.
— Эрик, — позвал Йона.
Роки снова перевернулся на спину и забил ногами так, что пятки застучали по полу. Йона прижал оружие к себе, глядя на Эрика ледяными серыми глазами.
— Тебе надо найти другое укрытие, — сказал он. — Я видел полицейских в лесу возле школы, им, наверное, кто-то дал наводку, иначе их здесь не было бы. Кинологов вызовут — а может, уже вызвали, — пригонят вертолеты.
