Он заиграл такты, которые Джеки задала ему выучить. Хотя она и просила его не смотреть на руки, Эрик никак не мог играть вслепую.
— Вам, наверное, такая игра режет ухо, — сказал он. — В смысле, вы ведь привыкли к хорошей музыке.
— Сдается мне, у вас есть способности, — заметила Джеки.
— А бывают ноты шрифтом Брайля? Наверняка ведь есть? — спросил Эрик.
— Луи Брайль был музыкантом, так что, естественно, есть… но, в конце концов, надо, конечно, учить пьесы наизусть — ведь играть нужно обеими руками, — пояснила она.
Эрик положил пальцы на клавиши, глубоко вдохнул — и тут в дверь позвонили.
— Прошу прощения, я должна открыть. — Джеки встала.
Эрик увидел, как она открывает дверь квартиры. За дверью стояла Мадлен с какой-то высокой женщиной в спортивном костюме.
— Как прошел матч? — спросила Джеки.
— Один-один, — ответила девочка. — Это Анна забила наш гол.
— Пас был твой, — любезно сказала женщина.
— Спасибо, что проводили Мадде домой, — сказала Джеки.
— Мне это только в радость… По дороге мы говорили, что ей не обязательно быть самой правильной в мире, что ей, пожалуй, и подурачиться иногда не помешает.
Эрик не слышал ответа Джеки. Он увидел, как дверь закрылась и Джеки опустилась на колени перед девочкой, плавно водя руками по ее волосам и лицу.
— Теперь можешь дурачиться, — мягко сказала она.
Джеки вернулась к Эрику, извинилась за прерванный урок, села на стул и приступила к объяснениям.
Эрик изо всех сил пытался скоординировать движения обеих рук; спина взмокла.
Вскоре девочка вошла в комнату. Одетая в просторное домашнее платье, она села на пол и стала слушать.
Эрик попытался сыграть первую часть, но ошибся в четвертом такте, начал сначала, снова запнулся на том же месте, посмеялся над своей бесталанностью.
— Что вас так насмешило? — спокойно спросила Джеки.
— Я играю, как ржавый робот.
— Мой ежик тоже играет странновато. — Мадлен, пытаясь утешить его, показала свою игрушку.
— С левой рукой просто беда, — пожаловался Эрик. — Пальцы не хотят вовремя нажимать на кнопки.
Мадде подмигнула, сохранив, однако, серьезную мину.
— Я хотел сказать — клавиши, — быстро поправился Эрик. — Твой ежик, может быть, говорит «кнопки», а я говорю — клавиши.
Девочка опустила голову и широко улыбнулась. Джеки поднялась со стула.
— Пора сделать передышку, — сказала она. — Сначала немного теории, потом закончим урок.
— Я включила посудомойку, — сообщила девочка.
— Ты знаешь, что тебе скоро спать, надо следить за своим режимом.
Они сели за стол. Эрик взял графин и налил воды в два стакана. Невозможно было не поглядывать украдкой на Джеки, пока она говорила про скрипичный и басовый ключи и знаки альтерации. Ее блузка смялась на талии, лицо было задумчивым. Под шелком Эрик угадывал белый лифчик и грудь.
Он ощутил тревожное удовольствие при мысли, что вот он смотрит на нее — а она даже не замечает.
Он осторожно подвинулся так, чтобы заглянуть ей между ног, и мельком увидел, как сверкнули ее белые трусы.
Сердце забилось сильнее, когда Джеки чуть расставила ноги. У Эрика появилось чувство, будто она знает, что за ней подсматривают.
Она пила воду.
Открытые глаза только угадывались за темными стеклами очков.
Эрик снова заглянул ей между ног, тихо придвинулся ближе, но в следующую секунду она положила ногу на ногу и поставила стакан.
Улыбаясь, Джеки заговорила о том, что думала, будто он священник или университетский профессор. Эрик ответил, что истина лежит посредине, и рассказал о своей работе в психиатрической клинике и об исследованиях в области гипноза, после чего замолчал.
Джеки собрала листки с теорией, выровняла по нижнему краю и положила перед ним.
— Можно задать вопрос? — спросил Эрик.
— Да, — просто ответила Джеки.
— Когда я говорю, вы поворачиваете лицо ко мне. Это естественное движение или этому учатся?
— Я просто делаю то, что зрячие считают вежливым, — честно объяснила она.
— Я так и думал.
— Это как зажигать свет, когда входишь в комнату. Просто чтобы уведомить зрячего, что ты здесь…
Она замолчала, ее тонкие пальцы осторожно гладили влажные края стакана.
— Простите. Я понимаю, что веду себя невежливо, задаю бестактные вопросы…
— Большинство людей не любят говорить о своих дефектах зрения. Я могу это понять. Хочется же, чтобы тебя воспринимали как личность, и все такое… но я считаю — лучше, когда говорят.
— Пожалуй.
Эрик смотрел на ее губы, накрашенные умеренно-розовой помадой, на очертания скул, мальчишескую стрижку и голубую жилку, пульсирующую на шее.
— Наверное, это странное ощущение — гипнотизировать других людей, иметь возможность заглянуть в их тайные, интимные мысли? — спросила Джеки.
— Это совсем не то, что подсматривать.
— Разве?
Глава 25
Светлое небо отражалось в целлофановой обертке блока сигарет, лежавшего на сиденье рядом с Эриком. Эрик медленно свернул в английский парк возле таблички, сообщавшей, что посторонним вход воспрещен и что все посещения следует согласовывать с начальством.
Областная больница Карсуддена — крупнейшая судебно-психиатрическая больница на сто тридцать мест, где содержатся преступники, которых из-за психических заболеваний суд отправил на лечение, а не в тюрьму.
Тягостная тревога ворочалась под ложечкой. Очень скоро он увидит Роки Чюрклунда и попытается расспросить его про алиби, о котором тот когда-то заявлял.
Если все сойдется, то, вероятно, новое убийство имеет отношение к тому, старому, и тогда Эрик признается во всем полиции.
Ведь, если Роки приговорили ошибочно, очень велика вероятность того, что параллель между старым и новым убийствами существует. Прижатая к уху рука Сусанны Керн окажется не просто совпадением.
И не обязательно я потеряю работу, сказал себе Эрик. От полиции зависит, отправить дело на рассмотрение к прокурору или нет.
У входа в белое административное здание висела табличка с изображением перечеркнутой камеры. А между тем весь корпус напичкан камерами видеонаблюдения, подумал Эрик.
Он взял сигареты и зашагал к белому зданию.
На дорожке перед сестринским постом улитка оставила блестящий косой след.
В ярком солнечном свете у дверей видно было, как пыль, медленно кружась, оседает на мебели в щербинах и на поцарапанном полу.
