Послышались голоса. Татуированный вдруг нагнулся, оперся обеими руками о землю и посмотрел прямо на Йону, так и лежавшего под вагончиком.
— Хватай их! — заорал светловолосый.
Йона попытался освободиться; швы куртки затрещали. Татуированный двинулся вокруг вагончика, через кусты.
Эрик бросился назад, под трейлер, подполз к Йоне и отцепил его куртку.
Оба перекатились, пролезли между газобетонными блоками и выбрались в сорняки, перевернув лист ржавой жести и споткнувшись возле сарая.
Татуированный обошел трейлер, поскользнулся на камешке, поднял дробовик и прицелился.
Эрик потянул Йону за собой, прочь с линии огня.
Татуированный повел дулом. Оба присели на корточки за кухонной мойкой, стоявшей между двумя деревьями.
Дробовик выстрелил, взорвалась стопка фарфоровых тарелок на краю мойки. На друзей посыпался дождь осколков.
Среди деревьев послышались крики и голоса. Эрик потащил Йону за сарай. Татуированный шел за ними. Осколки фарфора хрустели у него под ногами. В дуле что-то вздохнуло, когда он выбросил гильзу и вставил новый патрон.
Эрик, чувствуя, как дрожат ноги, уводил Йону в лес.
Они торопливо шагали по кочкам, продирались через густой ельник, царапались о дрожащие еловые лапы.
Пот лился у Йоны по спине, бедро горело, нога потеряла чувствительность. Он не мог сфокусировать взгляд, жар накатывал волнами, вбивал ледяной холод в жилы, заставлял трястись от лихорадки.
Эрик крепко держал его за руку, пока они шли к машине по темной опушке. Среди деревьев прыгал свет карманных фонариков и с десяток иммигрантов обсуждали, не разоружить ли татуированного человека с дробовиком.
Йоне пришлось немного отдохнуть, прежде чем последовать за Эриком на разворотный круг.
Ноги онемели, он почти упал на пассажирское сиденье и закрыл глаза, закашлялся так, что обожгло легкие.
Эрик обежал машину кругом, сел и едва запер дверцы, как что-то с грохотом обрушилось на ветровое стекло. В свете фар показался блондин с залитым кровью лицом. Он поднял тяжелую цепь, когда Эрик завел мотор и надавил на газ. Переднее колесо крутнулось в канаве, гравий и камешки защелкали в дно машины.
В окно что-то ударило, боковое зеркало отвалилось и повисло на проводках; машина тяжело вывалилась на проселок. Где-то за рощей выли полицейские сирены.
Глава 59
Эрик принял двойную дозу снотворного, однако все равно проснулся рано и встал, едва рассвело. Он помнил, что вчера перед поездкой в Карсудден повесил голубую рубашку на спинку стула, но сейчас не мог найти ее. Пришлось вернуться к гардеробу и взять другую.
Три новых убийства напоминали то, старое, но Роки сидел под замком, и полиция считала, что у него есть сообщник, подмастерье, который по какой-то причине снова активизировался. Эрику предстояло выведать, что Роки помнит, и расспросить его о «грязном проповеднике».
Йона все еще спал в гостевой комнате, когда Эрик вышел из дома, примотал зеркало машины серебристым скотчем и двинулся в путь.
Он обогнал телегу с лошадью, вспоминая, как вчера помогал Йоне раздеться, как отвел его в душ и потом уложил в постель. Полотенце пропиталось кровью, когда он вчера промывал ножевую рану на руке и потом стягивал пластырем ее края. Все это время Йона был в сознании и смотрел на него спокойным взглядом. Эрик ввел ему противостолбнячную вакцину внутримышечно, еще пенициллина — внутривенно, влил в него воды и жаропонижающего, после чего осмотрел повреждение на бедре. Старая травма стала причиной обширного кровоизлияния, которое распространилось по ноге прямо под кожей. Переломов Эрик не обнаружил. Он сделал Йоне укол кортизона в мышцу прямо над шейкой бедра и уложил его в постель.
На обратном пути из Карсуддена он заедет в аптеку за топираматом от мучающей Йону кластерной мигрени.
Час пик еще не начинался, и на дороге было довольно свободно; Эрик миновал Катринехольм и подъехал к большому комплексу зданий.
Касиллас стоял на лестнице возле регистратуры и выколачивал трубку о перила. Увидев Эрика на подъездной дорожке, он махнул в знак приветствия.
— Мы сделали несколько неврологических исследований, — пояснил он, пока они шли к мрачным кирпичным зданиям. — Это не моя область, но специалисты считают, что хирургия исключена, повреждения тканей мозга носят постоянный характер… он функционирует, но ему придется сжиться с помутнением сознания и закольцованными воспоминаниями.
После досмотра в отделении D-4 их встретила дневная дежурная со смешливыми морщинками в уголках глаз.
— Роки Чюрклунд ждет вас, — сказала она, пожав руку Эрику.
Независимо от результатов беседы Эрик потом сможет рассказать Марго о «грязном проповеднике» — человеке, на которого Роки пытался возложить вину девять лет назад.
Они остановились, и Касиллас объяснил дежурной, что она должна подождать за дверью и проводить Эрика назад, когда он закончит разговор.
Эрик отвел занавеску из бусинок и вошел. Роки сидел посреди дивана, раскинув руки по спинке, словно распятый. На низеньком столике перед ним — кофе и булочка. Из двух висевших на стене динамиков лилась умиротворяющая классическая музыка.
Роки почесал затылок о стену и внимательно оглядел Эрика совершенно безразличным взглядом.
— Сегодня без сигарет? — спросил он, выдержав паузу.
— Могу заказать, — ответил Эрик.
— Лучше дай мне упаковку могадона. — Роки заправил волосы за уши.
— Могадона?
— Тогда Иисус простит тебе твои грехи.
— Я могу поговорить с лечащим врачом о…
— Ты же сидишь на могадоне, — перебил Роки. — Или на рогипноле?
Эрик пошарил во внутреннем кармане и дал ему полную упаковку. Роки выдавил капсулу и проглотил, не запивая.
— В прошлый раз я спрашивал тебя об одном человеке, о твоем коллеге, — начал Эрик, усевшись в кресло.
— У меня нет коллег, — мрачно сказал Роки. — Потому что Господь потерял меня на пути… и не вернулся, чтобы отыскать.
Он взял белую пластиковую кружку и подцепил указательным пальцем крошку сахара.
— Но ты не помнишь, был ли у тебя сообщник в том убийстве?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — поинтересовался Роки.
— Мы говорили об этом в прошлый раз.
— А разве я утверждал, что у меня был сообщник?
— Да, — соврал Эрик.
Роки закрыл глаза и медленно кивнул сам себе.
— Ты знаешь… я не могу полагаться на свою память, — сказал он, снова открывая глаза. — Иногда проснусь посреди ночи, вспомню какой-нибудь день двадцать лет назад и все запишу, но, когда читаю написанное через неделю, все это кажется фантазией, словно никогда и не было… и я ведь не знаю… То же самое с краткосрочной памятью, половина дней исчезает. Я принимал лекарства, играл в бильярд, ругался с идиотами, ел жареное мясо — но ничего этого не помню.
