В таких обстоятельствах прислуге приходилось выполнять самую разную работу по дому. "Вы с Эдвардом, думаю, позабавитесь, — сообщала Джейн Кассандре, — узнав, что Нэнни Литлворт укладывает мне волосы". Речь идет о той самой Нэнни Литлворт, чьи родители нянчились с маленькими Остинами. Она назвала свою дочку Элизой Джейн и просила Джейн стать ей крестной матерью. Соседи могли быть и слугами, и объектами благотворительности, а порой тем и другим одновременно. Вот что сообщает сама Джейн: "Я отдала по паре шерстяных носков Мэри Хатчинс, тетушке Кью, Мэри Стивенс и тетушке Стейплз; рубаху Ханне Стейплз и шаль Бетти Докинз".
Умению добиваться от всех них хорошей работы надо было, разумеется, учиться. "Старый камердинер подметил, — читаем мы в "Безупречном слуге", — что самые плохие хозяйки — это молодые жены. Они отдают бестолковые распоряжения, они требуют слишком многого; они плохо понимают, за что нужно похвалить, а за что отчитать". Отсутствие поощрения вредно, ведь "если бедного слугу постоянно шпынять, у него пропадет всякое желание трудиться".
Вот почему Джейн, серьезно относившаяся к своим обязанностям, так беспокоится из-за еще одной из домашних служанок, тоже Нэнни, которая "скучает" в Стивентоне, если никого из Остинов нет дома. Джейн переживает: Нэнни уже "три или четыре дня лежит пластом с колотьем в боку и жаром, и семья вынуждена нанять двух поденщиц, что не слишком удобно". Неудивительно, что, вопреки стойкому мифу о праздности благородных дам, Джейн считала "роскошеством сидеть без дела у огня в уютной комнате".
Джейн Остин часто критиковали за то, что в ее романах почти нет персонажей из "нижних слоев". Дело в том, что ранние читатели Джейн, в отличие от нас, знали о присутствии во многих сценах слуг, даже если те не упомянуты ни словом. Хороший слуга был почти незаметен. Служить — значило носить плащ-невидимку, как в "Доводах рассудка":
"— Заметили вы женщину, которая вам вчера отворяла дверь?
— Нет. Но разве это не миссис Спид была и не горничная? Нет, я ее не заметила".
В этой сцене миссис Смит открывает Энн глаза на скрытую шпионскую сеть из слуг, нянек и горничных, которые доносят ей, о чем судачат в Бате. Подобно миссис Смит, Джейн больше многих знала о невидимых людях, поддерживавших порядок в доме.
Даже если современники и читатели Джейн в реальной жизни не имели привычки вглядываться в лица слуг, они постоянно ощущали их незримое присутствие. В романах Джейн персонажи за трапезой воздерживаются от разговоров, не предназначенных для чужих ушей. В "Уотсонах" Элизабет говорит служанке (еще одной Нэнни), что они с сестрой обслужат себя сами. Ей надо удалить Нэнни из комнаты, чтобы, "не теряя времени", посплетничать о вчерашнем бале. Георгианские дамы не стеснялись показываться служанкам в самом непрезентабельном виде: раздетыми, страдающими. В "Чувстве и чувствительности" Марианна пишет отчаянное письмо рано утром, "стоя на коленях на диванчике у окна, где было светлее", потому что, против обыкновения, поднялась с постели, когда "горничная не успела еще затопить камин".
Георгианские читатели Джейн могли судить о доброте или бездушии ее персонажей по намекам на их отношение к прислуге. Мы понимаем, что полковник Брэндон в "Чувстве и чувствительности" — сердечный человек, поскольку он навещает своего бывшего слугу в "доме тюремного смотрителя", куда перед заключением в долговую тюрьму помещались несостоятельные должники. Этот акт сострадания прекрасно его характеризует. А вот надменная миссис Элтон в "Эмме" бахвалится тем, что у нее слишком много слуг, чтобы держать в голове их имена: это просто "один из наших лакеев, уж не упомню, как его звать", который ходит за письмами.
Порой Джейн даже позволяет себе революционные новшества, когда мы слышим голос прислуги, например неожиданную похвалу мистеру Дарси от домоправительницы миссис Рейнольдс. В "Мэнсфилд-парке" дворецкий Бэдли ставит на место — в высшей степени успешно — ядовитую миссис Норрис. Бэдли докладывает, что сэр Томас Бертрам просит к себе Фанни. Миссис Норрис не верится, что тот желает видеть столь низкое существо; она полагает, что сэру Томасу нужна не Фанни, а она. "Нет, сударыня, не вы, — говорит Бэдли, — а мисс Прайс, верно вам говорю, что мисс Прайс". И на губах его мелькнула улыбка, которая означала: "Нет уж, для такого дела, я думаю, вы никак не подойдете". Улыбка Бэдли — отголосок мыслей слуг, как вымышленных, так и реальных, о своих хозяевах. И она не сулила добра. Челядь наверняка имела свое мнение о Французской революции и наверняка задавалась вопросом, не следует ли и ей восстать против своих господ.
"Лакеи нахальны, — писал фермер в 1793 году. — Наверное, на них влияет Французская война". Несмотря на внимание Джейн к нуждам прислуги, по существу Остины не были на стороне тех, кто на них работал. "Обращайтесь со своим слугами с величайшей гуманностью, — говорилось в одном руководстве, — но если вы начнете с ними откровенничать, то распустите их и уроните себя". В целом Джейн с этим соглашалась. С ее точки зрения, Лидия Беннет ведет себя недостойно, когда бежит "похвастаться замужеством и показать обручальное кольцо двум служанкам и миссис Хилл". Просто Остины отличались от большинства нанимателей уровнем культуры. Они, например, не боялись разыгрывать в своем амбаре фарс "Высший свет под лестницей" — пьесу об усадьбе, где слуги передразнивают своих господ-аристократов. Смысл ее в том, что все мы, независимо от статуса — слуги — и ни один человек не лучше других:
Создала нас природа для общей юдоли.
Как глупцов-шаркунов не осмеивать, коли
В услужении мы, а они все — в неволе?
Течение жизни в пасторате сильно зависело от погоды. Она позволяла или не позволяла Джейн гулять по окрестностям. Заморозки приветствовались, так как они схватывали льдом непролазную грязь и давали Джейн свободу даже зимой: "На прошлой неделе я вовсю наслаждалась крепким бесснежным морозцем и в один из холодных деньков сама дошла до Дина. Не помню, чтобы мне когда-либо прежде случалось это делать". Поразительно, ведь Джейн любила ходить пешком, а до Дина было чуть больше мили. Судя по всему, молодые барышни редко совершали прогулки без сопровождения.
Зато дождь был сущим наказанием. Он "расквашивал" тропки и с утра до ночи держал девиц взаперти "в обществе друг друга с очень скудным набором книг и нарядов". Джейн, застенчивая в двенадцать, и в двадцать четыре не сделалась общительнее. Когда она гостила у своей подруги Марты в Ибторпе, девушки поняли, что не смогут нанести ответный визит шумному семейству навестившего их священника, так как "в этом приходе дорога от Ибторпа до пастората раскисает и становится еще более непроходимой, чем дорога от пастората до Ибторпа". Прелестные юные леди носили легкую обувь. Даже отправляясь в путешествие, Лиззи Беннет надевает туфли, которые не могут "уберечь… ноги от еще не вполне растаявшего снега". Но Джейн всегда обувалась практично и говорила о своих туфлях, что "в любом случае они всегда на низком каблуке". Ее и Кассандру иногда видели на стивентонских проселках в патенах — сабо на деревянной подошве, крепившихся поверх туфель с помощью железного обруча. Их племяннице Анне запомнились силуэты сестер, бредущих в своих патенах "по зимней слякоти". Патены были тяжелыми и громко цокали по твердому полу, так что в церквях вешали объявления примерно того же содержания, что взывало к прихожанам в Бате: "Смотрители убедительно просят не заходить в храм в грубых патенах". Племянница Джейн и Кассандры утверждает, что патенами "в те времена не брезговали даже аристократки", но мы сомневаемся, что в них щеголяла, скажем, Элиза.
