Письма Тома к Мэри, ставшей его женой, тоже выдержаны в назидательном духе. Интересно, как она воспринимала его совет посвящать каждую свободную минуту чтению Библии и "поискам прибежища грехов". Интересно, как она относилась к мужу, твердившему ей, что земные привязанности "не должны служить ни опорой, ни надеждой, ни основанием жизни". Бедная Мэри — как ей не повезло! Ни одной женщине не понравится, если самый близкий человек заявит ей в лоб, что она ему не опора и не надежда. Зато повезло Джейн, спасшейся от этого высокопарного зануды пуританина. А еще больше повезло нам, потому что, стань она миссис Лефрой, производила бы на свет не книги, а детей.
Между тем время шло, и пора шуток для Джейн миновала. Том занимался карьерой, она топталась на месте. Спросить у мадам Лефрой о Томе ей, по ее собственному выражению, мешала гордость. В ноябре 1798 года у нее наконец появилась некоторая ясность. "В прошлую среду приезжала миссис Лефрой… О своем племяннике она не сказала ни слова. Гордость не позволила мне задавать ей вопросы, зато отец поинтересовался, как у него дела, и я узнала, что он принят в коллегию адвокатов и намерен заняться адвокатской практикой". Отцу Джейн хватило чуткости спросить гостью о том, что на самом деле волновало его дочь. Его не могло обмануть ее показное безразличие, за которым таилась боль, и он понимал, что Джейн боится быть заподозренной в том, что она все еще влюблена в Тома. Как бы то ни было, история с Томом Лефроем завершилась, оставив за собой шлейф неопределенности и сожалений. Но это еще не все. В том же письме от ноября 1798 года Джейн упоминает о другом молодом человеке — втором и, возможно, более серьезном претенденте на ее руку.
Это был преподобный Сэмюэл Блэколл из Кэмбриджа, "величественный великан", нагонявший ужас на некоторых маленьких девочек. Но перед его общительностью и дружелюбием маленькие девочки изменили свое мнение: "его добродушие прогнало наш естественный страх".
В 1798 году он писал миссис Лефрой, что с "особым удовольствием" познакомится с семьей Остин "в надежде удовлетворить свой непосредственный интерес". Речь явно шла о матримониальных намерениях. Он выражается совершенно как мистер Коллинз, который напрашивается на визит, настроенный жениться на одной из дочерей. Однако преподобному Сэмюэлу Блэколлу не хватило восхитительной напористости мистера Коллинза. Возможно, дело было в деньгах, возможно, в чем-то еще, но он пришел к выводу, что не готов обзавестись семьей: "В настоящий момент я никак не могу позволить себе ничего подобного".
Убедившись, что предложения от Блэколла не будет, Джейн, похоже, совсем не расстроилась. "Разумное решение, — говорит она. — Вопреки тому, что я о нем думала, он руководствуется не столько чувствами, сколько здравомыслием, и это вполне меня устраивает. Все само собой сойдет на нет, и это прекрасно". К тому времени Джейн уже набралась цинизма, которым проникнуты ее зрелые взгляды на мужчин и замужество. "Таким образом, — заключает она, — наше равнодушие наверняка вскорости станет взаимным". Абсолютно невозможно понять, что за этим стоит: гордость или остинское ехидство. Мадам Лефрой, разумеется, никак не прокомментировала поведение преподобного Блэколла; по словам Джейн, она уже достаточно наигралась в купидона в истории с Томом Лефроем: "Вероятно, она считает, что и так наболтала лишнего". Как ни странно, но о преподобном Блэколле мы еще услышим.
А что же Том Лефрой? Он преуспел в жизни — дослужился до поста верховного судьи Ирландии и пережил Джейн более чем на пятьдесят лет. По мере того как росла слава Джейн, к нему все чаще обращались с вопросами об их юношеском знакомстве. Даже в глубокой старости он иногда рассказывал о ней. Многие слышали его туманные рассуждения о том, что она была "создана для обожания" и что все, кто когда-либо ее знал, "не могли ее забыть". Но это публичная версия. К счастью, есть письма племянницы Джейн, которые открывают нам немного больше: оказывается, Том перед смертью вспоминал Джейн и "до последнего вздоха отзывался о ней как о предмете своего юношеского восхищения".
Итак, "ирландский друг" Джейн отнюдь не был дерзким и страстным возлюбленным. Не был он и идеальным спутником жизни, отнятым у нее жестокой судьбой. Том Лефрой был довольно безликим студентом-юристом, по воле семьи заключившим брак по расчету. В поле нашего зрения он попал случайно, задетый краешком славы, озаряющей имя Джейн Остин.
Но он был немножко влюблен; она тоже была в него немножко влюблена. Благодаря ему мы впервые увидели в Джейн живого человека и обнаружили, что даже в минуты слабости она не забывает о своей гордости.
12
"Первые впечатления"
В моем распоряжении находится рукописный роман в трех томах.
Джордж Остин — издателю Томасу Каделлу
Жизнь между балами и свадьбами текла своим чередом, и в новой гардеробной на верхнем этаже дома стивентонского священника строчка за строчкой рождался роман. Озаглавленный автором "Первые впечатления", он увидит свет под названием "Гордость и предубеждение".
В самой знаменитой книге Джейн нас восхищают не только чрезвычайно достоверные переживания выставляемых на "рынок" невест. На ее страницы проник и реальный эпизод с "захватом" гардеробной, в результате которого две сестры расширили женскую территорию пастората за счет исконно мужских владений. Нечто подобное происходит и в "Гордости и предубеждении", когда после свадьбы с мистером Коллинзом Шарлотта Лукас постепенно берет в свои руки управление домом и потихоньку добивается того, что один историк назвал "ненавязчиво агрессивным переделом пространства в хансфордском пасторате". Для дамских занятий Шарлотта специально выбирает тесную и наименее уютную комнату, чтобы у мужа пореже возникало искушение в нее заглядывать. Согласимся: весьма хитроумный способ выгородить себе территорию.
По свидетельству Кассандры, Джейн начала работу над "Первыми впечатлениями" в октябре 1796 года и закончила в августе 1797-го. Книга писалась очень быстро, если учесть, что в ней после авторских сокращений осталось 120 тысяч слов. Откуда Кассандре были известны точные даты? Клэр Томалин высказала разумное предположение: по всей вероятности, они были записаны в ныне утраченном дневнике Джейн. Следовательно, это был упорный ежедневный труд, труд человека, преследующего цель написать роман. Но прежде чем книга увидела свет, автору "Гордости и предубеждения" (как впоследствии и "Чувства и чувствительности") потребовались годы доработок, "изменений и сокращений".
Брат Джейн Генри называл романы Джейн, с их множеством набросков, сочинениями "медленного исполнения". Но "Гордость и предубеждение" создавался в первую очередь для "камерного исполнения" — как развлечение для семейного кружка. Роман — как, впрочем, и все произведения Джейн с их длинными театральными диалогами — прекрасно воспринимается на слух, а что еще было делать тихими деревенскими вечерами, как не читать вслух? Остины старались экономить свечи. Яркое освещение комнаты в темное время суток вызывало почти физическое ощущение того, что вы жжете деньги (отсюда выражение "игра не стоит свеч"). Остины, вероятно, предпочитали восковым свечам сальные или жировые. "Восковые свечи в классной комнате! Остальное пусть дорисует вам воображение!" — говорит героиня Джейн миссис Элтон о невероятно богатом доме. Так что, если не было гостей, домочадцы собиралась в одной комнате, скорее всего, зажигали пару свечей, кто-то читал, а остальные слушали. Маленькая Анна, племянница Джейн, присутствовала при этих семейных чтениях в динском пасторате: "Я находилась здесь же, в комнате, но никто не подозревал, что я внимательно слушаю". Правда, потом Анна слишком увлеченно комментировала услышанное, и "осторожности ради было решено больше ничего в моем присутствии вслух не читать. Мне рассказали об этом годы спустя, когда роман вышел из печати. Все думали, что имена персонажей воскресят в моей памяти то раннее впечатление".
