Визит в Годмершэм-парк летом 1798 года был приурочен к переезду туда Эдварда. После смерти его приемного отца, мистера Найта, миссис Найт решила перебраться в Кентербери и в знак "любви и привязанности", как значилось в акте правовой передачи, отписать поместье Эдварду. Он, в свою очередь, обязывался обеспечивать ее годовым доходом в 2000 фунтов.
Это был щедрый дар, хотя, возможно, не столь щедрый, как кажется на первый взгляд, потому что на плечи Эдварда легло бремя управления имениями. Более того, если бы дела пошли плохо, ему пришлось бы доплачивать миссис Найт необходимую сумму из собственных средств. Она возложила на него обязанности главного землевладельца и распорядителя хозяйством. Но миссис Найт не ошиблась в выборе. Эдвард успешно справлялся с делами, а главное — это приносило ему удовольствие. Он был "больше "управляющим", чем это в обычае у владельцев крупного состояния, — считала племянница, — и занимался своими имениями с величайшей увлеченностью".
Годмершэм был возведен в 1732 году без участия архитектора. Южный фасад сложен из красного кирпича, довольно топорно отделанного камнем. Но северный фасад выглядит гораздо более претенциозно. В 1780 году мистер Найт пристроил два флигеля, в одном из которых расположилась библиотека, в другом — службы. Здесь потрудилась история. Каждое поколение оставило свою отметку. Унаследовать такое имение значило получить нечто гораздо большее, нежели сцементированные кирпичи, — вместе с ними Эдварду достался набор ценностей тори, в первую очередь феодальная идея, что к привилегиям прикладывается ответственность за тех, кто от тебя зависит.
За домом была лужайка с цветником; перед ним — плавная излучина речки Стур. Рядом высился холм с церковью на вершине. Такие места обычно включаются в туристические путеводители. В путеводителе, изданном в 1793 году, усадьба описывается как "современное сооружение, состоящее из центральной части и двух боковых крыльев, одно из которых, восточное, вмещает великолепнейшую библиотеку".
В этом доме жена Эдварда регулярно рожала мужу детей. Элизабет Остин, урожденная Бриджес, которую учили в школе изящно выпархивать из экипажа, была "очень красивой женщиной, хорошо образованной, хотя, по-моему, не слишком больших талантов. Вкусы у нее были приземленные". Этот слегка презрительный отзыв исходит от одной из хэмпширских свойственниц Элизабет — больше интересующихся интеллектуальными занятиями, чем светской жизнью. Многочисленная родня Элизабет помогала поддерживать в Годмершэм-парке обстановку постоянного оживления. У нее был брат, Эдвард, который влюбился в Джейн, сделал ей предложение и получил отказ. "Надеюсь, ты сможешь принять приглашение леди Бриджес, — писала Джейн Кассандре, — хотя я принять предложение ее сына Эдварда не смогла". Он пытался ухаживать за Кассандрой, но, и здесь потерпев неудачу, в конце концов обратил свой взор на другую девушку.
В отличие от Джейн и Кассандры обитатели Годмершэма не испытывали ни малейших сомнений относительно своего высокого положения в обществе. От них за милю веяло самоуверенностью. Старшая дочь Эдварда Фанни так описывала свое детство: "Я росла в окружении многочисленных братьев и сестер, рожденных нежиться в тепле и ласке, которыми нас окружали любящие и состоятельные родители". Но не все представители младшего поколения семейства Остин воспринимали Годмершэм с таким же энтузиазмом. Дети Джеймса Остина, человека далеко не богатого, навещали Годмершэм редко и чувствовали себя там не в своей тарелке. Каролина, дочь Джеймса и его второй жены Мэри, вспоминала о своем пребывании у дядюшки в выражениях, которыми вполне могла бы воспользоваться героиня "Мэнсфилд-парка" Фанни Прайс: "Не думаю, что я была очень уж счастлива в этом чужом доме. Помню, в коридоре была выставлена модель корабля… Помню длинную аллею высоких деревьев и сновавших в траве кроликов, которых разводили мои кузены. Мне говорили, что это липовая аллея". По мнению родственников, Каролина была не такая "своевольная и капризная", как ее годмершэмские кузены. Вообще у многих, кто испытал на себе веселое гостеприимство Эдварда и его семьи, оставался на душе слегка неприятный осадок.
Но Джейн получала огромное удовольствие от момента встречи с родственниками. Племянницы Фанни и Лиззи "выбежали к нам в вестибюль с искренней радостью", — вспоминала она о другом визите, когда приезжала в Годмершэм уже без Кассандры. В этом вестибюле с черно-белым плиточным полом до сих пор сохранилась легкая светлая лепнина. Слева и справа располагались двери в гостиную и столовую, а прямо напротив входа — лестница. В тот раз Джейн повезло — ее поселили в роскошной желтой комнате: "Мне непривычно иметь в собственном распоряжении такое огромное помещение". В тот же вечер она распаковала свой дорожный сундук. Обычно наутро следующего дня, после завтрака, она вручала хозяевам подарок. Однажды Джейн преподнесла им коврик ручной работы, "принятый с великой благодарностью". Именно такого подношения, стоившего не многих гиней, а многих часов труда, ждали богатые родственники от незамужних сестер Остин.
День "à la Годмершэм", как называла его Джейн, начинался медленно. "Пробило десять; пора спускаться к завтраку", — писала она. Затем, если удавалось, Джейн возвращалась в свою роскошную большую комнату. "Мне очень нравится мое жилище, — рассказывала она Кассандре, — и я всегда провожу здесь два-три часа после завтрака". Иногда Джейн приглашала к себе любимых племянниц. "Когда к нам в Годмершэм приезжала тетя Джейн, — вспоминала одна из тех, кто не был удостоен такого приглашения, — она привозила с собой рукопись романа, над которым тогда работала, и запиралась с моими старшими сестрами в своей спальне, чтобы читать им вслух". Эта племянница, Марианна, чувствовала себя обделенной. "Мы, младшие, слышали доносившиеся из-за двери взрывы хохота, и нам казалось ужасно обидным, что нас не допускают к общему веселью".
Семейство любило собираться в библиотеке. Летом, если на улице было тепло, туда подавали завтрак; если наступало похолодание, разжигали камин. Днем, когда все расходились по своим делам, Джейн оставалась в библиотеке, наслаждаясь "теплом и блаженным одиночеством". Для нее было настоящим счастьем — сидеть там в тишине, склонившись над книгой. "Я не успела проголодаться, — писала она, — но мистер Джонкок [дворецкий] принес мне поднос, так что придется поесть… Сейчас в моем полном владении пять столов, двадцать восемь стульев и два зажженных камина". Стол для бильярда находился в другом помещении, что очень устраивало Джейн: "Он притягивает к себе всех присутствующих в доме джентльменов, особенно после обеда". Это означало, что в библиотеке царила "восхитительная тишина".
Собрание книг было здесь гораздо богаче, чем в доме мистера Остина. Сохранился рукописный документ, на котором золотыми буквами вытиснено: "КАТАЛОГ БИБЛИОТЕКИ ГОДМЕРШЭМ-ПАРКА". Судя по нему, у Джейн был огромный выбор — от "Писем перуанской принцессы" Франсуазы д’Иссембург д’Аппонкур де Граффиньи до обожаемых ею романов Ричардсона. Некоторые книги, пользовавшиеся особой любовью домочадцев, фигурировали в каталоге с пометой: "Перенесено в гостиную". Разумеется, к их числу относились все шесть романов Джейн. Но вкусы кентской части семьи не всегда совпадали с вкусами хэмпширских Остинов. Так, леди Бриджес, теща Эдварда, считала книжки мисс Эджуорт "донельзя глупыми".
