Тетя Джейн изо всех сил старалась опекать оставшихся без матери детей. "Нам не нужно веселье", — писала она. Они играли в бильбоке, "в бирюльки, делали бумажные кораблики, решали загадки и шарады, играли в карты", а также выходили на улицу, чтобы наблюдать за "приливом и отливом на реке". Джейн заботилась, чтобы у мальчиков была такая траурная одежда, которую они хотели: "Я обнаружила, что черные панталоны они считают обязательными; разумеется, никто не причинял им неудобств требованием того, что считается обычным для таких случаев".
Джейн рисует душераздирающую картину — мальчики четырнадцати и тринадцати лет пытаются осознать свою утрату. Вот Джордж "очень счастлив" на пристани, "бегает из конца в конец", радуясь предстоящей прогулке на лодке, или внимательно читает книгу, "свернувшись в одном из наших больших кресел". А Эдвард, "ловко делает бумажные кораблики и придумывает им названия, а затем расстреливает каштанами, специально привезенными из Стивентона". Но через минуту они "горько плачут"; Джордж громко всхлипывает над письмом отца, а у Эдварда вызывает слезы проповедь в церкви, тема которой оказывается такой актуальной — "обо всех, кто пребывает в опасности".
Еще одним печальным событием в Саутгемптоне стало окончательное крушение надежд, зародившихся во время посещения аббатства Стоунли. В 1807 году по-прежнему не было никаких признаков того, что Остины получат наследство или подарок от поместья достопочтенной Мэри Ли, несмотря на то что в конечном итоге наследники пришли к соглашению. "Да, дело Стоунли закрыто", — писала Джейн. Но сделка совершилась втайне. Джеймс Ли-Перро удовлетворился 24 000 фунтов плюс 2000 фунтов в год в обмен на отказ от прав на аббатство Стоунли; ежегодная рента будет выплачиваться его жене, если она (что весьма вероятно) переживет его. После смерти миссис Ли-Перро все деньги перейдут к Джеймсу, брату Джейн. Каждый из братьев и сестер Джеймса, за исключением Джорджа, получит наследство в размере тысячи фунтов.
Такая сумма — 1000 фунтов (а еще лучше — 1500), полученная немедленно, могла бы обеспечить Джейн на всю жизнь. Пяти героиням своих романов, за исключением богатой Эммы Вудхаус, Джейн давала около тысячи пятисот фунтов. Даже Фанни Прайс, самая бедная из них, "обеспечена, как пристало женщине ее сословия". У Кассандры уже был собственный ежегодный доход в размере 35 фунтов — из той 1000 фунтов, которые она получила в наследство от Тома Фаула. Если они с Джейн получат еще по 35 фунтов в год, то их общий доход превысит 100 фунтов, что вполне достаточно для скромной, но достойной и независимой жизни. Но миссис Ли пребывала в полном здравии, так что для Джейн и ее братьев и сестер перспектива получения 1000 фунтов отодвигалась в далекое будущее. Женщины из семьи Остин больше всего хотели получить деньги прямо сейчас. Но приличия не позволяли им спросить, а логика — надеяться.
Кроме того, они не знали в точности, что происходит. Из писем миссис Ли невозможно было извлечь "почти ничего в смысле информации и совсем ничего в смысле удовлетворения". Подробности своей удачи она никому не рассказывала. Письма, которые получали от нее Остины, были посвящены, как выразилась Джейн, поискам "беспокойств и несчастий". В результате заключенной сделки семейство Ли-Перро получило от преподобного Томаса Ли значительную сумму денег. Но ни одна из сторон не открыла Остинам, насколько она была значительна. "Сумма остается предметом догадок, — писала Джейн, — и мою мать это очень интересует; чтобы начались выплаты, остается только ждать смерти миссис Ли".
Джеймс Ли-Перро и его жена почти все деньги оставили себе, но выделили Джеймсу, как главе семьи, дополнительные 100 фунтов в год, в результате чего его годовой доход составил 1100 фунтов. "Я не жду, что для матери что-то изменится", — мрачно прокомментировала Джейн это событие. По всей видимости, она считала, что деньги достаются тем, у кого и так их много. Несмотря на то что письма миссис Ли-Перро изобиловали жалобами — на погоду в Бате и на свой кашель, — ей не удавалось скрыть своего удовлетворения. Как выразилась Джейн, когда "переговоры… завершились так удачно, какие у нее могут быть причины для недовольства своим материальным положением?".
Ответ прост: миссис Ли-Перро принадлежала к той категории богатых людей, которым денег всегда мало. Сохранились свидетельства того, что семья считала ее склонной к клептомании. В Бате миссис Ли-Перро обвинили в краже кружев, и даже адвокат, вызволивший ее из беды, считал ее виновной. Последующие события подтвердили его правоту. Несколько лет спустя ее поймали на краже растения из питомника. Владелец схватил ее за руку. Согласно одному из свидетельств, она решительно отрицала "обвинение, однако он настоял на проверке ее карманов, где было найдено растение; она расплакалась и стала умолять, чтобы об этом не сообщали газетам". Так появилось семейное предание, что миссис Ли-Перро имела "неодолимую тягу к воровству". Это осталось бы просто неприятной мелочью, если бы она не украла у Джейн финансовое благополучие.
Осенью 1808 года Джейн окончательно убедилась, что "заключение семейного соглашения" не принесет ей никаких денег. В Саутгемптоне повысилась арендная плата, что произвело "большое впечатление" на Остинов, и им пришлось отказаться от любимого сада. С 1807 года они больше не платили за сад, и в местном налоговом регистре его арендатором теперь числился их сосед, маркиз. Мэри, жена Фрэнка, старалась проводить на Касл-сквер как можно меньше времени, и женщинам семьи Остин уже не было смысла оставаться там. Эксперимент провалился. Им снова требовался более дешевый дом — подобно семье Лидии Уикхем из "Гордости и предубеждения", они "вечно переезжали, стараясь устроиться подешевле". Дочерям потребовалось какое-то время, чтобы убедить миссис Остин в необходимости переезда, но в конечном итоге она уступила: "С покупкой мебели… она примирилась, и единственным недостатком плана называет хлопоты".
Хорошо иметь брата-землевладельца. Эдвард предложил им коттедж в Кенте. Конечно, дом был далек от идеала. Но смерть жены, похоже, убедила Эдварда, что он вместе с семьей должен больше времени проводить в Чотон-хаусе, еще одном его поместье. Эдвард также предложил матери и сестрам бесплатно жить в коттедже в соседней деревне. Они приняли предложение. В результате их судьба совершила полный оборот — они вернулись к той жизни, какой наслаждались в хэмпширской деревушке.
Эта перспектива, похоже, обрадовала Джейн и придала ей смелости. У нас нет никаких свидетельств, что она что-то сочиняла в Саутгемптоне — не осталось даже неоконченных работ из Бата. Но возможно, именно горькое разочарование результатами сделки по Стоунли заставило Джейн снова задуматься о заработке писательским ремеслом. Бедность унизительна. Среди светских развлечений в Саутгемптоне были азартные игры во время балов, но Джейн в них не участвовала: "Ставка составляла три шиллинга, и я не могла себе позволить их потерять".
Возможно, на одном из таких балов они с Кассандрой познакомились с четырьмя сестрами из Саутгемптона по фамилии Пербек, старыми девами, которые жили вместе, "не слишком богато, но не испытывая нужды". Две из них, Элизабет и Джейн Пербек, зарабатывали сочинительством — они были авторами шести романов, которые публиковали под псевдонимами. Одна из книг называлась "Политик Кихот" и была продолжением романа Шарлотты Леннокс "Дама Кихот". В Саутгемптоне Джейн еще раз прочла книгу Леннокс — возможно, вследствие знакомства с сестрами Пербек, которые упоминали о ней. Не исключено, что город сделал Джейн неожиданный подарок в виде этих двух женщин, образцов для подражания — трудолюбивых и профессиональных анонимных писательниц, которые "жили счастливо и пользовались большим уважением".
