Высокое неравенство богатства с показателем не менее 0,75 было характерной чертой крупных городов Западной Европы позднего Средневековья и ранней современности. Крайним примером может служить Аугсбург, один из ведущих экономических центров Германии того периода: в процессе восстановления после чумы коэффициент Джини для города повысился с 0,66 в 1498 году до поразительных 0,89 в 1604-м. Трудно представить себе более поляризованную общину: несколько процентов жителей владели почти всеми активами, тогда как от трети до двух третей населения не имели в собственности ничего достойного упоминания. Более подробно я вернусь к этому примеру в конце главы 11. В крупных городах Нидерландов наблюдался схожий высокий уровень концентрации (с коэффициентами Джини от 0,8 до 0,9), тогда как города поменьше значительно отставали (0,5–0,65). Неравенство доходов было очень высоким и в Амстердаме, где в 1742 году соответствующий коэффициент Джини достигал 0,69. Английские налоговые ведомости 1524–1525 годов говорят о том, что коэффициенты Джини в городах обычно превышали 0,6 и могли достигать 0,82–0,85, что заметно превышает их аналоги в сельской местности (0,54–0,62). Распределение активов в списках передаваемого по завещанию личного состояния также коррелирует с размером поселений. В некоторых регионах степень урбанизации сохранялась с 1500 по 1800 год, особенно в Италии и на Иберийском полуострове, но в Англии и Нидерландах значительно выросла, тем самым увеличив общий уровень неравенства
[122].
Начиная с XV века, самой низкой точки, установленной Черной смертью, неравенство увеличилось практически во всех частях Европы, о которых имеются данные. Наиболее подробные сведения предоставляют Нидерланды. Передовая не по эпохе экономика с почти однозначно самым высоким среднедушевым ВВП в мире того времени свидетельствует об усиливающем неравенство эффекте коммерческого развития и урбанизации. К концу XVII века городская доля населения достигла 40 %, и только треть населения была занята в сельском хозяйстве. Крупные города производили и обрабатывали продукцию на экспорт. Слабая знать находилась в тени коммерческой элиты, наслаждавшейся свободой от деспотических поборов. Неравенство в городах было очень высоким из-за концентрации капитала и из-за того, что в них проживало большинство землевладельцев. В Амстердаме 1742 года почти две трети общего дохода приходилось на инвестиции капитала и предпринимательство. В ответ на переход от трудоемкого к капиталоемкому производству и на постоянный приток иностранной рабочей силы, понижавший реальную заработную плату, доля дохода с капитала в Голландии выросла с 44 % в 1500 году до 59 % в 1650-м
[123].
Экономическое развитие и урбанизация повышали неравенство, поскольку небольшой процент населения Голландии завладевал диспропорционально большой частью новообразованного богатства, притом что ряды городской бедноты увеличивались. Если взять для примера самый долгий период, относительно которого сохранились данные о богатстве, то в городе Лейдене доля богатства высшего 1 % увеличилась с 21 % в 1498 году до 33 % в 1623 году, 42 % в 1675-м и 59 % в 1722-м. В тот же период пропорция домохозяйств, активы которых не превышали минимум налогообложения, увеличилась с 76 до 92 %. Наиболее релевантная информация получена из налоговых ведомостей, в которых указывалась ежегодная арендная плата за дома в разных частях Голландии, позволяющая грубо оценить общее имущественное неравенство – грубо, потому что богачи, становясь богаче, тратят прогрессивно меньшую долю своего дохода на содержание домов. Среднее взвешенное значение для большинства домохозяйств Голландии говорит о стабильном увеличении, от 0,5 в 1514 году до 0,56 в 1561 году, 0,61 или 0,63 в 1740 году и 0,63 в 1801 году. С 1561 по 1732 год коэффициенты Джини арендной платы поднялись повсюду, от 0,52 до 0,59 в городах и с 0,35 до 0,38 в сельской местности. Самый недавний обзор материалов 15 голландских городов указывает на общую тенденцию к повышению с XVI по конец XIX века
[124].
Этот феномен можно лишь отчасти объяснить экономическим прогрессом. Иногда концентрация богатств продолжала усиливаться, несмотря на замедление экономического роста. Возрастающий тренд в неравенстве совпадает с экономическим ростом только для Северных Нидерландов, тогда как в южной части страны вовсе не наблюдалось систематического соответствия между этими двумя переменными. Расходящиеся пути экономического развития не влияли на общую тенденцию к повышению неравенства. Как не влияли на нее и налоговые режимы: если на юге упор делался на регрессивное налогообложение потребителей с его разуравнивающим эффектом, то налоги в Голландской республике на севере были, по сути, исключительно прогрессивными, с фокусом на роскошь и недвижимость. И все же неравенство продолжало увеличиваться по всему региону.
Это неудивительно: на более динамичном севере глобальную торговлю и урбанизацию дополняла растущая диспропорция заработной платы, которая, по крайней мере отчасти, коренилась в социально-политических отношениях. В Амстердаме с 1580 по 1789 год заработная плата высшей администрации, служащих, школьных учителей и парикмахеров-врачей увеличивалась больше – в пять – десять раз, – чем заработная плата плотников, которая просто удвоилась. Для некоторых профессий, например для врачей, это может отражать важность конкретных знаний и умений, хотя надбавка за квалификацию в целом за этот период не слишком увеличилась. Тем не менее щедрое повышение для правительственных чиновников и сопоставимых с ними работников умственного труда, таких как школьные учителя, могло быть обусловлено в первую очередь стремлением не отставать от того буржуазного слоя, который получал выгоду от роста доходов с капитала. Этот доход с коммерческого капитала радикальным образом повлиял на заработную плату некоторых социально привилегированных групп. Стремление к ренте элит произвело поляризующий эффект на диспропорцию доходов
[125].
