Это наблюдение хорошо согласуется с замедлением реформ в межвоенный период, когда всеобщее право было введено в Турции (1930), Португалии (постепенно в 1931–1936 годах) и Испании (1931), вместе со снятием возрастного ценза в Ирландии и Великобритании (1928). Также отмечен общий медленный темп демократизации в странах, удаленных от великих войн и не вынужденных идти на уступки или предоставлять награду в связи с массовой мобилизацией. Тотальная война послужила уникальным импульсом для формальной демократизации
[225].
Массивные насильственные потрясения современной войны с массовой мобилизацией сокращали неравенство разными способами. Эти же уникальные потрясения определили и характер послевоенного развития. Универсальным и мощным средством считаются всеобщая воинская обязанность и распределение продуктов; во многих участвовавших в войнах странах эвакуация и бомбардировки гражданского населения также усилили социальную составляющую конфликта, особенно в первой половине 1940-х. Широко рассредоточенные ужасы войны, затронувшие все население, размывали классовые различия и повышали требования справедливости, представительства и признания универсальных прав – а ведь эти ожидания противоречили характерному для предвоенного периода неравномерному распределению материальных ресурсов. Государственное планирование военного времени способствовало развитию коллективистского мышления. Большое число исследователей полагает, что войны послужили важнейшим катализатором создания современного государства всеобщего благосостояния
[226].
Катастрофическая природа Второй мировой войны значительно усилила прогресс социальной политики и потребность в послевоенных реформах; социальные меры по перераспределению благосостояния были взяты на вооружение во всем политическом спектре – в немалой степени как средство повышения общественных настроений. Вряд ли можно назвать совпадением, что газета Times – которую трудно назвать ведущим рупором прогрессивных сил – опубликовала следующую передовицу через несколько дней после капитуляции Франции и известного пророческого высказывания Черчилля о том, что «начинается битва за Британию»:
Когда мы говорим о демократии, мы имеем в виду не ту демократию, которая предоставляет право голоса, но при этом забывает о праве на труд и праве на жизнь. Когда мы говорим о свободе, мы имеем в виду не грубый индивидуализм, исключающий социальную организацию и экономическое планирование. Когда мы говорим о равенстве, мы имеем в виду не политическое равенство, сводимое к нулю социальными и экономическими привилегиями. Когда мы говорим об экономических преобразованиях, мы думаем не столько о максимальном (хотя и это тоже потребуется), сколько о равном распределении
[227].
Среди самых важных средств достижения такого равенства были высокое прогрессивное налогообложение, юнионизация и демократизация. Это подтверждают высказывания вроде тех, какие сделали шведские экономисты Йеспер Ройне и Даниель Вальденстрем в своем влиятельном исследовании эволюции верхних долей дохода за последнее столетие, о том, что
макропотрясения объясняют большую часть падения, но свою роль играет также сдвиг в политике и, возможно, всеобщий экономический сдвиг баланса между доходом с капитала и трудом
[228].
В той степени, в какой сдвиги в политике и экономические перемены явились следствием мировых войн, их не следует рассматривать как отдельные факторы. Политические меры, приведшие к сокращению материального неравенства, в очень большой мере были результатом необходимости военного времени. Неважно, был ли результат намеренным или непреднамеренным, но в том, что он был всеохватывающим, сомневаться не приходится. Как в Британии, так и в других странах не остался незамеченным сделанный в годы войны призыв сэра Уильяма Бевериджа:
Любые предложения о будущем, по необходимости максимально основанные на опыте прошлого, не должны ограничиваться интересами отдельных слоев, возникших в результате такого опыта. Сейчас, когда война уничтожает границы любого рода, появилась возможность начать все с чистого листа. Революционный момент в истории – время для революций, а не поправок
[229].
И хотя экономические перемены, несомненно, определялись различными сложными причинами, большинство из них коренятся в глобальной войне, сопровождающейся массовой мобилизацией. Возьмем для примера высказывание Питера Линдерта и Джеффри Уильямсона о фундаментальных изменениях рыночных факторов, которые имели место во время Великого выравнивания после 1910 года:
