— Считаешь, что оставившую отметину нужно было отблагодарить?! — прохрипел он ледяным тоном.
Захлопнул книгу, подхватил лампу и пересел ко мне. И теперь она озаряла обеденный стол и наши лица.
Я моргал, потому что хотел спать, но держал взгляд пронизывающих, желтоватых кошачьих глаз. По серым стенам метались тени, от напряжения зазвенела тишина…
— Интересно, как она появилась? — наклонился ближе и истово зашептал: — Жил когда-то один длинный и тощий, как жердь, мальчишка. Любопытный, бойкий, задиравший сестер. И как бы ни взывали к его совести и ответственности родители — уважаемые селяне, толку не было. Его язык успевал ляпнуть дурость раньше, чем соображала голова.
В один день, в дом, большой и добротный, постучалась женщина. Добропорядочные хозяева сжалились над незнакомкой, побоявшейся остановиться на постоялом дворе, ведь там полно чужаков. Тем более она хорошо заплатила.
— Вы были худым? — тихо уточнил я, не веря, что инквизитор когда-то был таким. Он скривил жуткую улыбку и продолжил.
— В тот вечер я смазал любимые туфли сестры медом. Когда она увидела их облепленными мошкарой, визг подняла отменный. И отец выставил меня ночевать в хлев.
Ухмылка Митара вмиг преобразилась в ожесточенный оскал, и холодок пробежал по моей спине.
— Проснулся от чужого взгляда. Приветливо улыбающаяся гостья нависала надо мной и тянула руку. Я увернулся, но плечо она задела, — он одернул рубаху с плеча и обнажил большой, застаревший ожог на крепком торсе. — Кожа зашипела. От боли я обезумел. Иначе бы не смог замахнуться на знатную госпожу, одетую в шелка.
Перед сном я начал вырезать для брата лошадку. Чурбашка-то и подвернулась под руку… Ведьма взвыла, отшатнулась, но я продолжал бить гадину до тех пор, пока она не затихла.
Он помолчал.
— Я кричал, звал отца на помощь, но никто не пришел. Тогда придавил тварь мешком с зерном и бросился в дом… Атам тихо. Потому что все мертвы. Я стоял и смотрел на то, что осталось от моей семьи. А потом услышал скрип…
Тварь, а это была она, вцепилась в мое лицо. Снова ударил ее чурбашкой. Она отлетела, перевернулась в прыжке и приготовилась к нападению. Улыбалась огромной пастью, глазела уцелевшим глазом и подползала на пузе, подгребая неестественно вывернутыми конечностями. А я стоял, сжимая в руке начатую игрушку. Ею-то и размозжил твари голову, после вогнав в смрадную глотку. Повезло, что это был сук обережного древа, — инквизитор наклонился ближе. — Так и узнал, что россказни про ведьм с запретными знаниями — не выдумки выживших из ума стариков. И из задиристого заморыша стал инквизитором. — Затем резко отклонился и рявкнул: — Вечер душевных излияний закончился. Пошел вон! Я спать.
— Нет! — заверещал я, прижимая руки к груди. — Я теперь не засну!
— А я, Вопет, кров и стол делю лишь с тем, кому доверяю, но не с изворотливым паршивцем, отпирающимся, что был в развалинах. Ненавижу лгунов, пытающихся по-дружески залезть в душу. Пока водишь меня за нос, я по твоей милости бьюсь над делом Сонезы, а не ловлю отступников! — он застыл, выжидая моей реакции. А что, хитрый расчет: я знаю его тайну, теперь он хочет узнать мою. И отпираться бессмысленно. Пожелай старший следователь провести допрос — сделает это официально, под контролем менталиста. И я выдавил:
— Ну, был.
— Дальше!
— Очнулся из-за дождя. Вокруг темно, плохо видно. Все тело болело. Было больно и страшно. Я ничего не помнил, не понимал, где я, что со мною. А когда увидел ее, распростертую на мокрой земле, вообще перетрусил.
— Почему молчал? Себя выгораживал?
— Нет. Не я сотворил это.
— Уверен? Ты же ничего не помнишь!
— Если подумать, то я был там не один.
— М?
— Меня сильно избили, а на руках Ивет не было ни ранки, ни царапинки, — поймав недоверчивый взгляд инквизитора, пояснил. — Я хотел сложить ей руки на груди в лодочку.
— Зачем?
— Не знаю. Жалко ее было. Мне показалось это правильным. Я еще удивился: если на ней, вроде бы нет ран, откуда столько крови?
— Крови?
— Когда упал, понял, что это не кровь.
— Почему так решил?
— Не знаю. Наверно, из-за сильного запаха. Мне показалось, что так пахнут травы. И на пальцах ощущались мелкие частицы, будто сушеную траву перетерли.
— Травы говоришь?
— Угу. Я не знал, куда идти, и побрел наугад. А потом разбойники, околоточный, вы… Вы начали утверждать, что это я сделал, а я, уверенный, что был там не один и тоже пострадавший, начал отпираться. Ведь тогда меня не особенно-то любили в академии. Это я узнал из разговора магистра Лужо и Ференделя. Она назвала меня Крысенышем.
— Дурак, сказал бы раньше, — устало вздохнул Митар. — Когда очнулся, видел ли свечи, лампы, камни, знаки? Хоть что-нибудь?
— Если только… круги, которые из-за дождя расплылись и показались темной, кровавой лужей.
— А как пахли?
— Своеобразно.
— Я спать! — измотанный Митар сел на постель. — Завтра сложный день. Будем искать эту траву.
— Я от вас не уйду!
— Тогда помалкивай. Плащ там же. Под одеяло ко мне не лезь. Прибью.
— Пф! — возмутился я. — Больно надо.
На том и сошлись. Я прикорнул на краю кровати, свернулся калачиком и задремал.
* * *
А спозаранку, едва перекусив, направились в восточную башню, где под чутким руководством мадам Лужо, засели в огромном, ярко освещенном зале, заставленном шкафами с прозрачными колбами, коих были тысячи. Поддерживаемые магией, ростки находились в центре емкости и были как живые.
Однако оказалось, что они и вправду настоящие, благодаря живительной силе целителей и магов бытовиков.
— Прикасайтесь бережно, чтобы не сломать саженцы. Некоторые безумного дорогие и редкие, — наставляла магистр.
— Не думаю, что студиозы могли подобное позволить себе, — здраво заметил Митар. — Поэтому давайте начнем с тех, что более доступны.
И мы засели обнюхивать гербарии травоведов.
Лужо лично подносила образец за образцом и раз за разом допытывалась, что же мне напоминал тот искомый запах.
— Он был сладким, но не приторным. Чуть с горчинкой. Такой… Не знаю, как сказать…
— Надо же, Вопет, какие ты слова знаешь, — удивлялся инквизитор, тоже старательно принюхивающийся к открытым колбам. Он не видел себя, а мы с мадам Лужо весело переглядывались, потому что кончик его носа стал ярко-желтым из-за маркой цветочной пыльцы. Серьезный мужчина и такой смешной. Но нам не удалось долго скрывать улыбки.
— Что? И у меня тоже? — он рукавом потер кончик, и желтизна разошлась на весь нос. Мы засмеялись. — Да что такое! Вопет, найти мне который ищем, и от счастья я… — задумался. — Ну, что-нибудь придумаем.
