Ритуальный поединок между Гектором и Аяксом был прерван наступлением сумерек и отмечен к этому моменту существенным преимуществом Аякса. Понятно, что в данном случае сражение до смерти могло быть не в интересах той и другой стороны, поскольку это возобновило бы войну, а не обеспечило перемирие. И тогда множество павших до этого воинов невозможно было бы захоронить. Поэтому поединок прекращается, может быть, и с целью не дать Аяксу развить преимущество и добить Гектора. Преимущество интерпретируется как окончательная победа, поэтому поединок и не возобновляется на следующий день.
Кстати, ранение колен Гектора после поражения его щита камнем, пущенным Аяксом, говорит о том, что Гектор тоже пользовался огромным щитом, который закрывал его от шеи до лодыжек. Может быть, ранение было связано с ударом нижнего края щита о колена воина, а вовсе не проникновением камня сквозь щит, что в реальности просто невозможно. И в другой раз камень Аякса пробивает щит Гектора и ранит его в грудь. И если считать, что камнем можно пробить щит, который пробьет не всякое копье, то это тоже невероятно. Кроме того в этом случае скорее поражена должна быть рука, удерживающая щит. Возможно, и тут камень, который не может соревноваться с пробивающей способностью копья, только разворачивает щит — так, что его край ударяет воина в грудь.
После ритуальной схватки герои обмениваются дарами: между ними нет ненависти. Это разительно контрастирует с отношением Ахилла к Гектору. Ахилл на естественную в битве гибель своего друга Патрокла отвечает таким взрывом мстительного гнева, который невозможно совместить ни с какими обычаями войны. Поэтому Аякс и Гектор — это эпические герои в полном смысле слова, а Ахилл — скорее утверждает новый облик героя, соответствующий периоду затяжных войн, в которых обычаи прежних времен рушатся, и взаимные зверства очень быстро истребляют цивилизацию.
Аякс — один из самых популярных персонажей греческой вазописи. Пока первенство в искусстве вазописи было за Пелопоннесом, его изображения привязаны к полуострову. Доминирование Афин привело к массовому производству керамики с изображением Аякса в Аттике. Из этого можно было бы сделать вывод, что Аякс стал для афинян политической фигурой в борьбе с Мегарами за право владения Саламином, но скорее здесь налицо лишь переход первенства от Пелопоннеса (в архаике) к Афинам (в классический период).
Отметим, что вазопись классического периода не дает нам представлений ни о каких-то исключительных физических качествах Аякса, ни о его огромном щите. Изображение воинов достаточно стандартные — и по вооружению, и по телесным габаритам. Заметно отличаются только изображения союзников троянцев — ликийцев, фракийцев, у которых характерные головные уборы и доспехи.
Недоумения возникают по поводу большого щита «сакос», под которым понимают то щит «башенного типа» (у Аякса), то беотийский щит — изначально круглый, но с выбранными по сторонам фрагментами, делающими его подобными «восьмерке». И такой беотийский щит напоминает микенские «восьмерки» в рост человека. Понятно, что все эти щиты имеют не какое-то региональное происхождение (даже если в «Илиаде» сообщается о беотийском происхождении щита Ахилла), а общемикенское. Более позднее изображение беотийского щита на эллинистических монетах (как символа Беотийского союза), конечно, дань традиции, а вовсе не память об Аяксе. Аякс имел щит другой формы — башенной.
Беотийская монета с изображением щита
Во многом восприятие Аякса у древних греков сложилось случайно — в связи с морским сражением у о. Саламин в 480 г. до н. э., когда греки разгромили персидский флот. Аякса вспоминали как местночтимого героя и победу связывали с его помощью. Также культ Аякса был известен у локров в Италии. Но во всем этом нет ничего необычного: обожествление гомеровских героев в классическую эпоху было повсеместным. Впрочем, здесь мы имеем культ Аякса Локрийского, который как раз в позднем времена смешал двух Аяксов — в меру забвения эпоса, которое сегодня пытаются повторить «аналитики», доказывая, что такое смешение было изначально.
Греческие трагики домысливали Гомера — так занимательно, что сегодняшние «аналитики» считают эти домыслы совершенно точным знанием. А именно, например, что Аякс покончил с собой тем самым мечом, который как дар был вручен ему Гектором. Ну а труп Гектора, разумеется, волочился за колесницей Ахилла, привязанный поясом, подаренным Аяксом. «Аналитики» свято верят Софоклу, но наотрез отказываются верить Гомеру, у которого ничего подобного не упоминается. Мы же предпочитаем не путать историю и литературу и продолжаем верить Гомеру.
Одиссей многострадальный
Одиссею досталось не только от богов, но и от последующих эпох. Как звучало его имя во времена Гомера, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Привычное для Гомера «Одусеус» может происходить от указательного местоимения «этот» или «вот этот» — о-де или э-де. Или от «одитас» — путник, путешественник («одос» — дорога, путешествие). Это вполне соответствует литературному образу. Что не спасло имя Одиссея от диалектных искажений, которые могли возникать также и из-за неправильного чтения. В Средней Греции бытовало «Олуттеус», на Пелопоннесе — Олиссеус (фратрия олиссеидов), у этрусков — «Утусе», у италийцев — «Уликсес». От латыни к русскому звучит уже «Улисс». Все эти искажения могли возникнуть только в течение длительного времени, что подтверждает древность гомеровского эпоса, далеко отстоящего от классических времен Древней Греции.
Трагедии классического периода Древней Греции — неисчерпаемый источник для «опровержений» Гомера. Литературу, которая использовала эпос Гомера и добавляла отсутствующие в нем фрагменты для реализации художественного замысла, направляют против истории. Укоризна Аякса в отношении Одиссея во время суда по поводу доспехов Ахилла в обрывке не дошедшего до наших дней произведения Еврипида содержит утверждение-вопрос: «Но Антиклея уступила Сизифу / А не она ли мать, тебя родившая?» Подобные же намеки, что Антиклея вступила в связь с Сизифом незадолго до брака с Лаэртом, имеются также у Софокла. Никаких свидетельств подобного рода вне литературного творчества не существует — разве что упоминание этой версии у Гигина. Но даже Нестору Сизиф приходится дедом. Или речь идет вообще о другом Сизифе, о котором нам ничего не известно. Впрочем, официальное родословие Одиссея в любом случае следует от Лаэрта, а отчаянные попытки уязвить его со стороны литературных героев не имеют отношения к исторической правде. У Гомера и Гесиода Одиссей называется только сыном Лаэрта.
Нас больше интересует другое: почему Одиссей считался царем Итаки при живом Лаэрте? И почему Лаэрт оказывается в столь бедственном положении в отсутствие Одиссея — работает в саду вместе со своими рабами. При этом толком неясно, кто осуществляет власть на Итаке. Телемах может собрать народное собрание, но оно бессильно перед наглостью группировки женихов Пенелопы, чей новый муж, надо полагать, должен унаследовать царские полномочия, обойдя при этом Телемаха.
