Михаил не позволил Насте окончательно прийти в себя, сразу же перешёл к более активным действиям, успев лишь яростно выдохнуть предупреждение:
– Только попробуй меня укусить.
И краем глаза заметив её увеличивающееся недоумение, что отразилось в глазах, впился жадным поцелуем в губы, одной рукой прижимая её плечи к мату, второй накрывая грудь, что увеличилась за последние месяцы на полразмера и попросту сводила его с ума своей упругостью. Особенно соски. Они стали безумно чувственными, о чем ему успела сообщить Настя до того времени, как отношения между ними дали трещину.
Её губы пахли клубникой и миндалем. Потрясающее сочетание. При Михаиле она вроде бы и не ела ягоды с орехами, но он почувствовал их запах, когда усилил поцелуй, мгновенно углубив его так, чтобы у жены и в мыслях не возникло сопротивляться. Её губы были, как мороженое, что он любил в детстве. Вкусные, сочные, с непередаваемым ароматом свежести и сладости. По телу Михаила прошла очередная волна накрывающего с головой желания, что с каждой секундой становилась всё невыносимее, острее. Он не замечал, как напряглась Настя под ним, что она не отвечает, а лишь только позволяет целовать. Но на данный момент его устраивал и такой расклад. Истосковавшийся по женскому сочному телу, Михаил стремился как можно быстрее и полновластнее добраться и заявить на него права. Его пальцы нетерпеливо теребили сосок, прощупывающийся через ткань кружевного бюста и легкой кофты. Вот так, девочка, и не говори, что твоё тело безучастно.
Что всегда нравилось Зареченскому в жене, так это то, что та никогда не отказывала ему. Напротив, как только он проявлял первые признаки желания и намерения заняться сексом, мгновенно начинала ластиться к нему. Такого понятия, как «нет» в их семейной жизни не существовало. Расчетливая дрянь прекрасно осознавала: откажет несколько раз, и он пойдет удовлетворяться на стороне.
Сегодня он завелся, как никогда. Он целовал губы жены и не мог насытиться. Никогда ранее они не были такими вкусными, сладкими. Неужели всё-таки соскучился по ней? Неужели ошибся? и его привязанность к Анастасии куда более глубокая и сильная? Его рука забралась под кофту и сдернула вниз чашечку бюста, наконец, добравшись до бархатной груди, что идеально легла в его ладонь и которую он сразу же несильно сжал, показывая партнерше степень возбуждения. Кровь стучала в висках, сердцебиение резко усилилось.
Настя отвечала ему – он это чувствовал. Не так как раньше, не с готовностью, не с игривостью, а, скорее осторожно, точно прислушиваясь к собственным чувствам. А Зареченский зверел, не понимая, что с ним. Он никогда не относился к числу тех мужчин, что давали отсосать шлюхам в туалете клуба и никогда не довольствовался быстрым перепихом на заднем сиденье. Он любил заниматься сексом долго и основательно. Порой по несколько часов, лаская партнершу и требуя от неё ответных действий. Выматывал любовниц и выматывался сам. Он не видел смысла заниматься сексом для «галочки». Всунул-высунул и дальше побежал.
И ему от Насти требовалось большего. Больше огня, больше страсти. Но на задворках сознания возникла мысль, что если сейчас она и не воспламенится до нужного градуса, он особо не огорчится.
Ему до чертиков, до умопомрачения необходимо было её тело.
Он оторвался от губ, чтобы, смешав рык со стоном, устремиться вниз. Пройтись по нежной коже шеи и, окончательно задрав кофточку, добраться до холмиков груди. И вот он уже смыкает губы на сладкой вершинки, сжимая и играя с соском.
Рука Насти опустилась ему на плечо, сжала, короткие ноготки на мгновение впились в кожу через ткань рубашки. У него с женой была договоренность – не оставлять следов на спине и плечах, не царапаться и не кусаться. Будучи прагматиком, Зареченский не разделял пафосных отметок любви. Как и сам, не оставлял следов на теле любовниц. Но сегодня, видимо, всё шло неправильно. Непривычно. Не так, как обычно. Потому что его губы стремились сжать грудь жены чуть сильнее, напомнить ей о себе. Заклеймить?
И Михаил не сразу понял, что пальцы Насти, которые скользнули с плеча на его затылок, вцепились в его волосы и пытаются таким образом оторвать его от невероятной сладости.
Испытывая странный симбиоз, замешанный на страсти и зарождающимся гневе, Михаил оторвался от груди жены и прорычал:
– Какого черта?
Он не собирался останавливаться.
Настя лежала рядом с ним, согнув ноги в коленях, с задранной кофтой и с обнаженной грудью. Девушка тяжело дышала и смотрела на него распахнутыми глазами, затянутыми поволокой.
– Нет.
Он ожидал нечто подобного, и взорвался.
– Почему?
Его голос звучал жестко.
– Мы же… мы же в ссоре…
На этот раз она его не убедила. Если бы Настя принялась кусаться, отбиваться и злить его, говоря гадости про изнасилование и прочее, на что, как он уже понял, она способна, он поверил бы.
Так – нет.
– Мы – муж и жена. Секс между нами вполне естественен.
– Но мы в ссоре!
Она повторялась. Смотрела на него громадными глазами, выражение которых он никак не мог понять, и не пыталась даже прикрыться. Лишь щеки разрумянились.
Зареченский, не стесняясь в выражениях, выругался. Схватил руку Насти и положил на ширинку.
– Если мы в ссоре, то что мне прикажешь делать с этим?
Настя покраснела ещё сильнее.
– Скажи, Настя, давай… И я сделаю, как ты хочешь! Но помни – ты моя жена!
Он специально давил на больное. Плевать, что играл не по-честному. В их отношениях слово «честность» выступало архаизмом.
– Я не знаю…
Она выглядела растерянной.
– Не знаешь? – он заводился ещё сильнее, мечтая лишь о том, чтобы она приподняла бедра и позволила снять чертовы штаны. – Я не мальчик, чтобы дрочить на простынь, и, какие бы херовые отношения между нами ни были, я не трахаюсь на стороне! Сейчас у меня стоит, – он сжал её пальцы сильнее, попутно отметив, что руку-то она не пыталась отдернуть, так и позволяла держать её на ширинке. – Нет, у меня уже не стоит, у меня дымится в штанах. И я отчего-то не могу заняться сексом с женой, которая ещё недавно хотела идти на мировую!
Он почувствовал, как её рука дрогнула.
Как оказалось, это было только началом.
Потому что её пальчики распластались на брюках и осторожно уже сами погладили напряженный член, словно прислушиваясь к тому, какой отклик находят эти ласки в её теле.
Михаилу же хотелось сильнее, жестче, ощутимее. Ему хотелось разрядки.
– Я не могу, Миш, – она попыталась отвести руку, но стоило сделать лишь намёк, как его ладонь снова требовательно сжала её пальцы.
– Почему?
Теперь пришла его очередь повторяться.
– Ок, не хочешь по-классически, давай ртом. Проклятье, Настя, я хочу разрядки!