– И буду, – Настя вздернула подбородок кверху, снова бросила взгляд в сторону водителя, у которого хватило такта побыстрее отойти от них, и с вызовом добавила: – Я больше не собираюсь подстраиваться по тебя, Миша. Всё бесполезно. Я только и делаю, что злю и раздражаю тебя не только своим поведением. Я раздражаю тебя своим присутствием. Не хочу трепать нервы ни тебе, ни себе. Буду искать другие пути вспомнить себя и как-то нормализовать жизнь. Ты… слишком для меня.
– И чем же это я слишком?
Михаила задели слова Насти. Не должны были, а задели. Словно стоящая перед ним блондинка сейчас отказалась от него. Не он, а именно она!
– Всем. Ты что-то там говорил про машину? Хорошо, пойдем в твою. Не будем же мы выяснять отношения при людях. Тебе ни к чему скандал.
Она выносила ему мозг. Каждой фразой, каждым действием. Ему уже хотелось встряхнуть её, да основательно, чтобы перед ним снова оказалась ТА Настя, с которой было абсолютно всё понятно, которая на данном моменте не стала бы озадачиваться вероятностью скандала, и которая не вызывала в нем желание тотчас схватить её, прижать к себе и целовать до умопомрачения. С той всё было ясно – развод, отступные, ребенок с ним.
А «новая» Настя… Она одним взглядом выворачивала душу наизнанку, да так, что потом оставалась пустота, которую необходимо было срочно заполнить. Чем? Настиной улыбкой, немного грустной и до бесконечности искренней. Она улыбалась так, что начинало казаться, что только ему она так улыбается. Никому и никогда более не предназначалась внутренняя теплота, исходящая от неё. Долбанный романтик, так не вовремя проснувшийся в Зареченском, бесновался и злился. Кидался из крайности в крайности.
Одна такая крайность с ним случилось и сейчас.
Он кивнул Вадиму, чтобы тот загрузил игрушки в его машину, и отпустил парня. Сам усадил Настю на переднее сиденье, хотя она помышляла сесть на заднее.
– Сюда.
Он открыл дверь и подождал, пока она сядет.
И снова её руки легли на живот. Михаил не мог не заметить, что она постоянно гладит его, и от этого жеста у него скапливалась горечь во рту. Радоваться бы, идиоту, что жена оберегает малыша, заботится о нем даже в утробе, а не чувствовать себя подонком, собирающимся разлучить неразлучных.
– Ты всё купила? Или ещё что-то тебе надо? И, кстати, зачем игрушки? Когда родится ребенок, он будет обеспечен всем необходимым.
Настя отвернулась от Михаила и уставилась в окно.
– Мне надо в цветочный салон.
– Зачем? Цветы купить?
– Да.
Михаил вдавил педаль газа в пол. Цветы она собирается покупать, мать вашу. Он всегда считал, что женщина не должна сама себе покупать цветы. Унизительно это. Знал, что некоторые так делают, чтобы показать окружающим, что они кому-то интересны, что кто-то их балует, оказывает знаки внимания. Получается, Насте не хватает от него внимания. Впору громко усмехнуться и поздравить себя, а так же спросить, чем, собственно, он не доволен в данную минуту? Разве он не хотел, чтобы Настя перестала ходить за ним, пытаясь урегулировать вопросы их семейной жизни? Разве он не показывал своим поведением, что всё, баста, ничего не склеить и не наладить? Что между ними проведена жирная красная черта, переходить которую не стоит. И ждать от него прежнего внимания – цветов, подарков, безлимитной кредитки, так же глупо. Тогда почему сейчас что-то царапнуло внутри, задело?
Его жена едет покупать цветы…
Он остановил у первого цветочного салона, не намереваясь выходить из машины. Хочет покупать – пусть покупает. Настя, ни слова не говоря, вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь автомобиля. Михаил невольно залюбовался ей. Волосы собраны в тугой пучок на голове, на лице минимум косметики, одета в строгое, свободное черное платье, сверху накинута легкая кофта, на ногах мокасины на невысоком каблуке. Красивая. Какая же она красивая… Именно сегодня.
Михаил остался в машине, нервно постукивая по рулю и пытаясь совладать с чертовыми эмоциями, которые выворачивали его наизнанку. Вместо того, чтобы просматривать отчеты и вести переговоры с итальянцами, он возится с Настей. С женщиной, которую собирается через пару-тройку месяцев вычеркнуть из своей жизни. С женщиной, которую ревнует. От мысли, что она может уже сейчас заинтересоваться другим мужчиной, темная сущность поднималась в Михаиле, за что он злился на себя.
Он – не отец! Он не позволит собственническим инстинктам завладеть собой.
Михаил нервно посмотрел на часы. Какого черта Настя так долго? Он уже взялся за ручку, собираясь идти за ней, когда увидел, что она выходит из салона.
С гвоздиками.
Их было несколько десятков, если не сотня.
Она несла их, взяв в охапку.
А он – идиот.
Михаил выскочил из машины и, обогнув её, открыл заднюю дверь.
Настя, по-прежнему не глядя на него, положила цветы на сиденье.
– Могла бы и сказать.
Он стоял рядом с ней. Поднялся несильный ветер, высвободил одну прядь из пучка. Михаил непроизвольно поднял руку и заправил её за ухо Насти. Та сразу же нахмурилась и стала сильно напоминать нахохлившегося воробушка.
– Что сказать?
– Куда собираешься.
– Зачем?
– Мы могли бы заранее подготовиться.
В глазах Насти мелькнула боль, и девушка поспешно отвернулась, открыла дверь и вернулась в салон автомобиля.
Михаил чувствовал себя скверно. Игрушки и гвоздики. Настя собралась посетить место теракта. Там, где её жизнь разделилась на «до» и «после».
Его тоже?
Глава 16
– Спасибо, что пошёл со мной.
Настя обхватила плечи руками, радуясь, что, выходя из дома, прихватила кофточку, пусть и тонкую. Холод подкрался незаметно. Умом Настя понимала, что на улице достаточно тепло, но внутри неё было зябко. Она старалась согреться, пока плохо получалось.
Всё время, что она пробыла на месте теракта, Миша находился рядом. Помог донести игрушки и цветы. При этом он никак не прокомментировал её желание. И она была искренне ему благодарна, что он оказался рядом. Настя не знала, как бы выдержала то, что увидела. Это было ужасно. Власти, как могли в экстренном порядке привели в надлежащий вид метро, но там до сих пор чувствовалась скорбь и боль других людей. Те, кто потерял в результате чудовищного по своей жестокости теракта, и те, кто не мог остаться безразличным к чужому горю, организовали мемориал, у которого круглосуточно горели свечи, несли цветы и игрушки. Да, дети тоже пострадали, и от осознания того, что по чьей-то злой, извращенной воли прервались детские жизни, ком вставал в горле, и его невозможно было сглотнуть. Никак.
Настя и Миша молча возложили цветы, расставили игрушки и, так же ничего не говоря, постояли некоторое время у мемориала, каждый думая о своем. Настя не выдержала первой, мотнула головой, не в состоянии выразить словами эмоции, и направилась к выходу. Миша сразу же последовал следом, контролируя, чтобы жена нечаянно не оступилась. Он заметил, что её покачивает и идет она очень неуверенно. Хорошо, что на ней мокасины, а не долбанные остроконечные туфли на высоком каблуке.
