Она хотела мужа.
До дрожи, до скручивания в желудке, до мокрых трусиков.
Странно? Никто не спорит. На грани? Тоже верно.
Миша её ещё ни разу так не целовал, хотя она думала, что уже понимает, как он целует. Одновременно жадно и нежно. Словно хотел её поглотить, подчинить, заклеймить и подарить всю теплоту, заботу, наслаждение, на какую только был способен. Его губы накрывали и пощипывали, заставляя Настю разом испытать весь спектр стремительно разгорающегося желания.
Чтобы у неё даже мысленно не возникло потребности сказать ему «нет».
Настя вцепилась в ворот рубашки мужа, намереваясь, как можно плотнее прижать его к себе. Ощутить, как уже знакомый запах его парфюма, придавший коже терпкий запах, медленно заполняет её обоняние, проникает внутрь, смешиваясь с кровью, заставляя ту циркулировать быстрее. Сердцебиение усилилось, вся её женская сущность замерла в ожидании волшебства. Настю накрывало с головой, уносило в небытие от жадных, но безумно осторожных прикосновений мужа.
– Поехали домой.
Не сказал. Простонал.
Настя кивнула.
Говорить она была не в состоянии.
Настя не помнила, как они доехали до закрытого поселка. Ей всё время казалось, что сейчас вот-вот что-то произойдет, и у них с Мишей ничего не будет. Как в кино или книгах, когда в самый ответственный момент появляется третий и рушит всё. Небольшое сближение, шаг вперед и пропасть, над которой сжигают мосты.
Им никто не помешал. Ни единая душа. Михаил довольно резко нажал на тормоза прямо у крыльца. Не смотря на Настю, распахнул водительскую дверь, вышел, чтобы через пару секунд уже так же порывисто распахнуть и дверь со стороны Насти.
Девушка была готова. Она безропотно приняла его руку и, как только вышла из машины, то изумленно ахнула – Миша поднял её на руки.
– Я тяжелая, – только и смогла выдохнуть девушка, понимая, что беременность добавила ей с десяток килограмм.
Её реплика нашла отклик в мужских глазах, сталь потемнела, приобретая опасные металлические оттенки.
– Никогда не сомневайся во мне, – глухо отозвался Миша, и Настя поспешила прикусить губу. Она только что усомнилась в его физической способности внести её в дом на руках. Глупая…
Она молчала, пока он уверенно поднимался по лестнице. Лишь крепче прижалась к груди да сильнее обхватила его сильную шею руками.
Молчала, когда он ногой, не церемонясь, распахнул дверь спальни.
Молчала, пока он пересекал нехилый метраж до кровати.
И лишь пискнула, когда аккуратно положил на покрывало:
– Мне бы в ванную.
– Потом.
Вот так… потом…
Он прищуривает глаза, душит тяжело и пожирает Настю жадным голодным взглядом, точно впервые видит её. И все её порывы охладиться, хотя бы немного прийти в себя летят в неизвестном направлении.
Лежа на прохладной простыне, изнывая в ожидании, Настя смотрела, как остервенело её муж избавлялся от одежды, не замечая, что рвет её. Пуговица, шлевка брюк. И вот он голый. Настя нервно сглотнула и потянулась, чтобы снять кофту, но натолкнулась на цоканье мужа.
– Только трусики. И я сниму их сам.
Господи…
Настя закрыла глаза. Видеть склоняющееся лицо мужа – выше её сил. Она уже вся горела, пылала, изнывала.
И сорвалась на крик, когда почувствовала губы Миши на своей плоти. Распахнула глаза, попыталась подняться, дотянуться до длинных волос мужа, но ей помешал выпирающий живот. Он встал преградой между ней и наглецом, что сейчас властвовал языком между её раскинутых ног.
– Миша, нет…
– Тссс…
– Миша…
На этот раз он ей не ответил. Лишь усилил, активировал свои ласки. Настя, сгорая от стыда и одновременно от обжигающего наслаждения, выгнулась дугой и громко застонала.
– Да, стони, милая. Ещё хочу… Покричи для меня, моя хорошая.
И Настя кричала. Не могла не кричать. Впивалась ногтями сначала в простыню, комкая её. Потом уже царапала плечи мужа, кое-как до них доставая, но отчаянно желая прикоснуться к своему мужчине, от которого у неё кружилась голова, и который сегодня, сейчас и здесь принадлежал только ей.
Ушли в небытие тревоги завтрашнего дня и сомнения. Настя наслаждалась откровенными ласками Зареченского, требуя новых и новых. Он осторожно перевернул её на бок, задрав платье на талии, неосторожно порвав его в области глухого декольте, в стремлении добраться до обнаженной женской груди. Он ласкал и теребил соски, катая их между пальцами, срывая один стон Насти за другим. Миша лёг за спину жены, положив её на одну из рук, чтобы максимально приблизить их тела, второй захватил её подбородок и развернул к себе, чтобы яростно поцеловать, вложив всю силу своего желания, страстной потребности заполучить эту молодую женщину целиком, без остатка. Присвоить, сделать только своей. Не разрывая поцелуй, он приподнял одну её ногу и придерживая, аккуратно вошёл, хотя его мужская сущность требовала яростного вторжения, на полную длину. И только лишь округлый животик жены, что воспринимался им, как безумно сексуальная часть тела Насти, останавливал его от более жесткого секса и проникновения.
Миша, тяжело, со свистом дыша, начал двигаться. Его тело напряглось по максимуму, в ушах звенело, вены на висках вздулись. Сдерживаться было нереально трудно.
Настя же, напротив, отпустила себя, сбросив все тормоза.
Она подавалась бедрами назад, впиваясь ноготками в бедра мужа, стремясь, как можно сильнее прижать их к себе, чтобы между их телами не осталось пространства, чтобы они соединились, как можно плотнее. Свою наполненность она воспринимала, как нечто естественнее. Даааа… на тот момент не было ничего прекраснее, чем чувствовать осторожные толчки внутри себя. Член распирал её стеночки, двигаясь плавно, но до конца. Настя дурела, ощущая, как мужские яички соприкасаются с её попой. И плыла, уносясь к вершинам оргазма, сотрясаясь мелкой дрожью и сжимая интимные мышцы.
Да, пошло всё к черту…
* * *
Она спала, а Михаил наблюдал за тем, как она ровно дышит во сне. К нему сон не шел. Странно, обычно после крышесносного секса он быстро засыпал, тем более, после двух раундов. Они с Настей потом переместились в душ, где она фактически повисла у него на шее, проворчав:
– У меня нет сил. Ни чтобы помыться, ни чтобы привести себя в порядок.
Он вымыл её сам. Сам! Даже волосы намыливал шампунем, не забыв потом нанести бальзам.
А перед этим снова ласкал, не в силах устоять. Она отвечала. Улыбалась, закрыв глаза, и постанывала, запуская пальцы в его волосы. Она расцарапала ему бедро и плечо, и он, вопреки своим принципам, промолчал, не сделал замечание, что ненавидит, когда любовницы оставляют на его теле отметки. В случае Насти её порыв был очень естественным, и откинуть её руку от своего тела, значило бы оборвать ей кайф.
