В любом случае, эта ночь стала для меня открытием во всех смыслах. Куча идей, десятки заметок и планов! Мне хотелось горы свернуть, потому что я вдруг поняла, в каком направлении должна их сворачивать. Именно поэтому, когда ребята отвезли меня домой, я настояла на том, чтобы Даша выспалась хотя бы до обеда, а сама переоделась и с воодушевлением рванула на байке в офис.
Паркуюсь на обычном месте, рядом — мотоцикл Левицкого. Это странно, потому что его хозяин вчера весело проводил время и не должен был так рано появиться на работе. Глушу мотор, снимаю шлем, закрепляю его на руле и смотрю вверх — на окна своего кабинета. Жалюзи опущены. Слезаю и наклоняю байк на стоящего рядом железного коня: другого выхода у меня нет, потому что подножка на моем все еще не прикручена.
Дергаю плечами, поправляя новый жакет, стряхиваю невидимые пылинки с черных брюк и любуюсь винного цвета лоферами на плоском каблучке, в которых отражаются солнечные лучи. Непривычно, но отражение в стекле витрин говорит, что мне очень даже идет мой новый прикид. Поэтому улыбаюсь и, с трудом подавив зевок, вхожу в здание с черного хода.
— Здравствуйте! — Приветствует меня охрана.
— Доброе утро! — Робко улыбаются сотрудники.
Приветствую их кивком головы и улыбаюсь в ответ. Иду по коридору, понимая, что недосып все-таки дает о себе знать — глаза слезятся, а мысли плавают словно где-то в тумане.
Откидываю волосы назад, гордо приподнимаю подбородок, готовясь к встрече с Левицким. Возможно, он и не думал смириться с новым положением дел, и нам предстоит новый виток противостояния? Кто знает? Но вдруг вынужденно замедляю шаг, слыша воркование и женский смех, доносящиеся откуда-то из коридора.
Едва я останавливаюсь, вижу, как открывается дверь моего кабинета. Оттуда, смеясь, выплывает брюнетка — та самая, что сидела вчера у Тима на коленях в клубе. Она наваливается на косяк рукой и дарит тому, кто находится в кабинете, долгий и глубокий поцелуй. С моей позиции я вижу только ее бесстыжий зад, едва прикрытый вульгарным платьем, и приподнятую ножку, облаченную в красную лодочку на тонкой шпильке.
А вот и мужская рука — она выныривает из-за двери, чтобы по-хозяйски прихватить ее за задницу. Они смеются. А я морщусь, слыша, как он говорит ей развратные мерзости. Это его голос — такой низкий, хрипловатый и густой, точно крепкий кофе. У меня от него мурашки бегут по всему телу. Видимо, девушка чувствует то же самое, потому что противно хихикает в ответ.
Хлопает дверь, и она поворачивается.
— Ой, — наигранно удивляется брюнетка. Поправляет волосы и пальцами стирает с пространства около губ следы его поцелуев. — Здрасьте. — Не скрывая презрения бросает мне, проходя мимо.
По дороге продолжает поправлять теперь уже свои буфера, которые, будто перезрелые грейпфруты, сильно натягивают собой ткань платья. А я с недоумением гляжу ей вслед, отчаянно хлопая ресницами.
Они что там… Фу-у-у!
Решительно подхожу к кабинету, дергаю дверь, но та заперта. Настойчиво стучу, и она распахивается:
— Пришла за добавкой? — Улыбается Тим.
Но видит меня, и улыбка сытого кота, налакавшегося сметаны, тут же покидает его помятое лицо.
— А, это ты…
— Что, веселая ночка выдалась? — Качаю головой я.
И прохожу внутрь. В помещении нечем дышать: слишком высока концентрация запаха женских духов и его одеколона.
— У меня да. — Многозначительно говорит Тим, не сводя с меня взгляда.
Он не спеша застегивает пуговицы на рубашке, а я бросаюсь к окну, чтобы поднять жалюзи и пошире распахнуть створки. Утренний воздух просто обязан очистить стены кабинета от этой мерзости. Шумно выдохнув, оборачиваюсь и понимаю, куда этот тип только что пялился — на мой зад! Справедливости ради надо заметить, что Левицкий и не пытается этого скрыть: медленно скользит взглядом по моей фигуре и, хмыкнув, останавливается на лице.
— А где стремные штаны? Где вчерашние штиблеты? — Кривится он.
— У тебя помада. — Холодно говорю я. — На подбородке, шее и воротнике рубашки. Лучше бы тебе съездить домой и привести себя в порядок. — Обвожу взглядом кабинет, отыскивая признаки имевших место здесь любовных утех, но, слава богу, ничего не нахожу. — Или ты передумал и решил продать мне свою долю?
— Ну, уж нет, Пупсик. — Скалится парень, стирая тыльной стороной ладони следы красной помады с кожи.
— Пупсиком будешь свою подстилку называть, — говорю я, проходя к столу, — а меня, пожалуйста, по имени-отчеству.
— Ох, ну, конечно же. — Язвит он. — Как прикажете.
Тим
— И еще я просила не заниматься амурными делами на рабочем месте. — Продолжает возмущаться она, выкладывая на стол свой блокнот.
— Ты про Лолу? — Ухмыляюсь я. — У нас с ней не амурные дела, ни в коем случае. Она просто отсосала мне, так, по-дружески.
Я вижу, как вспыхивают ее щеки. Красные, немного припухшие веки вздрагивают, а длинные черные ресницы трепещут, точно крылья бабочки. Девушка смущенно опускает взгляд на бумаги и только потом уже оскорбленно бормочет:
— Какая гадость…
— Почему же? Мне понравилось. Она квалифицированный специалист в этой области.
Девушка брезгливо морщит губы. А меня это почему-то заводит. Мне нравится, как она злится. И нравится доводить ее до этого состояния.
— Ты имеешь что-то против оральных удовольствий, гаргулья? — Смеюсь я. — Вот уж не думал, что такая куколка окажется ханжой и моралисткой! — Она не смотрит на меня, поэтому я, ощущая превосходство, подхожу ближе. — Эй, чего глаза опустила? — Сажусь на край ее стола и наклоняюсь. — А, может, ты девственница?
Она сталкивает меня со стола одним резким толчком. Ее щеки пылают, а губы дрожат:
— Отойди от меня! — Дышит тяжело и шумно, ее грудь высоко вздымается на вдохе. — Я не ясно сказала, когда просила не водить сюда своих шлюх?! Это рабочий кабинет, а не бордель!
— О-па… — Поднимаю руки и делаю пару шагов назад. — Что, правда, девственница?
— Пошел ты. — Она садится в кресло и берет шариковую ручку. Сжимает ее крепко, и кожа на ее пальцах белеет. Кажется, что-то из моих слов задело девушку не на шутку. Только вот что? Пока я размышляю, Марта открывает блокнот и тупо пялится на записи, а на ее лице тем временем расплываются красные пятна. — Попробуй еще раз поговорить со мной, как с одной из своих распутных девок, и не досчитаешься пары зубов.
Она говорит это так спокойно и холодно, что я невольно начинаю верить, что это не пустые слова, и на всякий случай делаю еще шаг назад.
— Хорошо. Хочешь, я буду с тобой ласковым? Если у тебя никогда не было мужчины, то могло накопиться много напряжения, отсюда и негатив. Тебе нужно дать ему выход, иначе, сама знаешь — нервы, болячки всякие.
Марта поднимает на меня взгляд и режет им мое лицо, будто лазером. Я физически ощущаю ее ненависть, чувствую ее каждой клеточкой кожи, но все равно не отказался бы попробовать на вкус. Вдруг она сладкая? Ее сочные пухлые губы не могут быть другими — они словно созданы для поцелуев. Даже когда она их вот так поджимает — они идеальны.
