— Да, я все понимаю. Но это пока невозможно. И по поводу помощников… Я просто не доверяю никому, кроме вас… — Кошусь на Левицкого, который начинает часто моргать, просыпаясь. — Я заплачу вам в двойном размере, Наталья. Спасибо, что выручаете меня.
— Марта?
— Да. — Шумно выдыхаю.
— Звонил Эдуард Викторович.
— Ох… А зачем? — У меня перехватывает дыхание.
— Интересовался здоровьем пациента.
— Понятно… — Смотрю, как Тим хмурится, отдергивая от меня свою руку.
— Думаю, он захочет пригласить к нему своего врача.
— Ох… — Во рту пересыхает. — Спасибо, Наталья. Я скоро буду.
Сбрасываю звонок, прячу телефон в карман.
— Привет. — Говорю тихо, наблюдая за тем, как Левицкий бьет себя ладонями по лицу. — И давно ты здесь?
— С четырех утра. — Кисло отвечает он.
Потягивается.
— А я что… спала? — Лихорадочно привожу волосы в порядок.
— Как сурок.
Я встаю, и боль тут же напоминает о себе. Кожу на руке и бедре сильно жжет. Стискиваю зубы, до сих пор не веря, что парень был здесь все это время, пока я спала. Как я вообще могла вот так просто взять и уснуть?
— Ты зачем грязные брюки обратно натянула? — Ворчит Тим, оглядывая меня.
Я наклоняюсь и трогаю пальцами дыры на ткани.
— Там ничего страшного. Так, ссадина.
— Дай, посмотрю. — Тим тянется руками, а я почему-то ему не сопротивляюсь.
— Да там всего-то… — пищу я беспомощно.
А он резким движением разрывает напополам мою штанину.
— Ты чего делаешь?! — Ору.
— Почему не обработала? Вот же — царапины. — Брезгливо говорит Левицкий. — Вот эта достаточно глубокая. Какой идиот станет надевать грязные брюки прямо на открытую рану? А если занесешь туда заразу?
— И как мне теперь ходить?
— Сейчас шорты сделаем. — Усмехается он, продолжая бессовестно лапать меня. — Давай сюда аптечку.
— Не надо мне ничего обрабатывать! — Возражаю я, подавая ему пластиковый чемоданчик со стола. — Отпусти, мне надо идти.
Тим встает, берет меня подмышки и усаживает прямо на стол.
— Ай! Больно! — Злюсь я.
— Потерпишь. — Огрызается парень, закатывая выше огрызок моей брючины. — Раз уж ума хватило так навернуться!
Я закусываю губу и терплю, когда кожи вокруг царапины касается ватный диск, смоченный в спиртовом растворе.
— Ы-ы-ы… — Стону.
Левицкий отводит мою ногу в сторону и устраивает ее удобнее. Он действует аккуратно и неторопливо: промокает ваткой сантиметр за сантиметром. И, пользуясь возможностью, я рассматриваю его лицо. Сосредоточенное, серьезное. Взгляд недовольный, хмурый. Брови у него насуплены, пухлые губы напряжены. На шее пульсирует едва заметная сквозь кожу извилистая венка.
— Ты прости. — Произношу я, пока он не смотрит на меня. Под его темным, колючим взглядом нелегко было бы сказать что-то подобное. — Зря я поехала вчера.
— Это точно. — Хмыкает он.
— Просто я никогда раньше в дождь не ездила. — Признаюсь. — Парень, который учил меня водить мотоцикл, Ян, он ведь предупреждал, чтобы я не лихачила, все-таки двигатель мощный, байк огромный, а я девушка…
Тим поднимает на меня глаза, и у меня голос обрывается. Мы сталкиваемся взглядами, и невозможно понять, что он обо мне думает. Что чувствует: неприязнь или жалость. Левицкий смотрит долго, будто пытается что-то понять по моему лицу.
— Спасибо тебе. — Почти шепчу я.
— За что? — Срывается с его губ.
— За то, что помог.
Он моргает часто-часто.
— Должен же был кто-то помочь тебе, бестолковой. — Парень опускает взгляд и, кашлянув, продолжает обрабатывать рану. — Не бросать же тебя там на дороге.
— Ты не обязан был…
Тим прокашливается.
— Не переживай. Я тебе не мамочка, за ремонт машины того чувака ты сама заплатишь, пришлю тебе чеки. И счет со штраф-стоянки.
Вот он. Настоящий Левицкий. Его замечание вызывает у меня улыбку.
— Конечно. — Соглашаюсь.
И все равно приятно, что он обо мне позаботился.
— А мой байк? — Спрашиваю я, когда он заканчивает с раной.
— Стоит внизу.
— Ух, ты… А как ты смог его забрать?
— А вот так. — Пожимает плечами.
— Спасибо.
— Должна мне будешь. — Ухмыляется Тим.
— Я тебе все оплачу. — Обещаю я. — Стой. Подожди, не убирай.
Тянусь, забираю у него из рук бутылек. Беру ватный диск.
— Подойди сюда. — Устраиваюсь удобнее на столе. — Подойди. Надо тебя тоже в порядок привести.
Видно, как парень напряжен. Я смачиваю ватку и застываю, ожидая, когда он приблизится. И только, когда Тим подходит совсем близко, вдруг понимаю, как двусмысленно выглядит наше сближение: я сижу на столе, а он вынужден подойти совсем вплотную к моим разведенным ногам.
Я сглатываю, и Тим это видит. Эта ситуация определенно его забавит — он играет бровями, надсмехаясь над тем, как близко я теперь подпускаю его к себе.
— Опасно. — Говорит он. — Горячо…
Хрипотца в его голосе выдает волнение.
— О, боже… — Выдыхаю я, свободной рукой сдвигая в сторону ворот его рубашки.
Расстегиваю пару пуговиц, заглядываю под ткань и замираю. Следы от моих ногтей повсюду: на плечах, на груди, возле сосков. Ватка чуть не выпрыгивает из моих дрожащих пальцев. Когда же я успела все это наделать?
— Надо снять. — Тихо сообщаю ему.
И прикусываю сразу обе губы. Как же он вытерпел?
Тим медленно расстегивает пуговицу за пуговицей и снимает рубашку. Кладет ее рядом со мной на стол. Теперь ситуация выглядит еще двусмысленней. И я чувствую, как от взгляда на его мышцы, к моим щекам бросается нестерпимый жар.
— Тс-с… — Сжимает зубы Левицкий, когда я касаюсь кожи под его подбородком смоченной ваткой.
— Больно?
— Вчера было больнее. — Говорит он.
И улыбается. Его светлые глаза бросают мне вызов.
— Мне очень стыдно. — Сознаюсь я.
Будь я проклята, если он не придвигается ближе и ближе ко мне. От запаха его парфюма у меня уже кружится голова. Я обрабатываю новую царапину, а он все настойчивее вклинивается ко мне между ног. Нависает сверху, сверлит взглядом, упирает руки в стол, а его горячее дыхание все сильнее щекочет мое лицо.
— Так ты скажешь, что это было? — Его голос как прикосновение мягкого бархата к коже.
