По кухне пробегает волна смешков.
— Ты сейчас вообще-то на своего начальника орешь. — Напоминаю я, отворачиваясь к кофе-машине.
— Черт с два! — Упирается Дашка. — Я ору на своего непутевого друга, который…
Оборачиваюсь и зажимаю ей рот рукой.
— Давай не станем посвящать посторонних в мою сексуальную жизнь, ладно, Киса? Здесь слишком много завистников.
— И не затыкай мне рот! — Ворчит Ласточкина, едва я убираю ладонь.
Беру чашку с кофе, салютую персоналу кухни и лениво бреду на выход.
— Нет, ты меня выслушаешь! — Тявкает Дашка из-за спины.
— Бла-бла-бла, насрать, забыть. — Дразню я ее.
Обожаю наши милые перепалки. Бог наделил Дарью поистине ангельским терпением по отношению к моей гадкой персоне. Хоть в чем-то мне повезло.
— Тим, я серьезно… — Стонет она, выходя следом.
— Я тоже. — На ходу делаю глоток. Кофе обжигает губы, язык и горло. — Иду к тебе в кабинет, чтобы выслушать донесение.
— Какое еще донесение?
Я толкаю дверь в ее кабинет и свободной рукой придерживаю, чтобы Дашка могла войти.
— Я просил тебя разузнать о ней.
Ласточкина входит, кладет бумаги на стол и оборачивается ко мне.
— Она не особо разговорчива.
— Но поговаривают, что вы хорошо с ней отдохнули недавно.
— Да. — Дашка пожимает плечами. — Но Марта не говорила о себе.
— Странно, да?
Ее зрачки суживаются.
— Что странного?
— Что она не распространяется о себе.
— Кому? Первым встречным? Мы знакомы несколько дней, я, вообще-то, ее подчиненная. Если ты не забыл.
— Тогда зачем ты за нее впрягаешься?
Дашка окатывает меня холодом своих голубых глаз:
— Потому что она хорошая. Я чувствую это. И если ты затащишь ее в постель, то все испортишь. Мне и так пришлось почти весь штат обновить в клубе из-за твоих похождений!
— Хорошая, значит. — Я отпиваю кофе.
— Да. Ты же знаешь, у меня чуйка.
— Ну да. — Усмехаюсь я.
— А ты к ней приставал сегодня! Я видела! Зачем?
— Не знаю. — Улыбаюсь, испытывая Дашкино терпение. — Думал, трахну ее, и она подобреет.
— Тьфу. — Выдыхает Ласточкина. — Ты безнадежен.
— Может, ты просто ревнуешь меня? — Дергаю бровями.
Она закатывает глаза:
— Я с тобой больше не разговариваю!
— Обещаешь?
* * *
Солнце стоит уже в зените, когда я приезжаю на тренировочную базу и выхожу на трек. Зря ездил домой мыться и переодеваться — теперь пыль с трассы непременно осядет на светлой футболке и разогретой солнечными лучами коже. Поправляю темные очки, сплевываю на траву и подхожу ближе. Куда ж теперь деваться, если единственная ниточка привела меня сегодня сюда.
Облокачиваюсь на ограждение и наблюдаю за тем, как байки один за другим проходят секции трека. Закидываю в рот жвачку и размышляю над тем, почему не задержался здесь, когда все было в моих руках. Когда все получалось, когда мне это нравилось. Почему мне не было достаточно одного суперкросса? Почему так быстро все и всегда надоедало?
Вечное желание делать наперекор, доказывать родителям, что я не такой, как их старший сын, поступать им назло и вопреки. Я так привык к тому, что у меня ничего не получается, что бросал даже то, что получалось неплохо. К примеру, вот это. Скорость, страсть, адреналин, запах земли и ветер, бьющий в лицо. Мотоциклы…
Черт, а ведь я ощущаю настоящую ностальгию по всему этому…
Почему же тогда у меня не срослось?
Я опускаю голову и шумно выдыхаю. Впервые за долгие годы мне так странно и так паршиво. Со мной происходит какая-то адова хрень, меня ломает, но я так и не разобрался, что это, и откуда взялось.
Еще эта девчонка. Она — никто. Она из ниоткуда. У нее даже нет страниц в соцсетях. О ней невозможно найти никакой информации. Никто и никогда не слышал ничего о Марте. Неизвестно даже, где она училась. Возможно, за границей? Да я даже проверить этого не могу!
Все, что у меня есть, это скупая информация о ее семье, о капиталах фирмы и домашний адрес. Но не пойду же я к ней, проверять, чем она живет? И спросить не у кого. Единственный, чье имя она упоминала, это Ян, который учил ее ездить на байке. Такое не может оказаться простым совпадением.
Я поднимаю взгляд и слежу за парнем в синем. На его джерси светится номер «тринадцать». Он лихо проходит гребенку и летит дальше по скользкой после вчерашнего дождя трассе. Двухсотпятидесяти-кубовый четырехтактный «Yamaha» угрожающе ревет под ним, наклоняясь на холме. Колеса буксуют на блестящей поверхности земли, и его чуть не слизывает на новом повороте. Байк едва не теряет сцепление с трассой, но каким-то чудом удерживается.
Да, Ян умеет.
Не зря его все всегда побаиваются. Дерзкий, угрюмый, беспринципный Ян Коренев по прозвищу Псих [1]. Верзила под два метра ростом, косая сажень в плечах, бешеный взгляд и агрессивная манера вождения. Надо признаться, выглядит он действительно пугающе, а вот по жизни милый добряк.
Я машу ему рукой, и парень подъезжает. Ставит байк, слезает, сдергивает маску, затем шлем. Когда он подходит к ограждению, я швыряю ему бутылку с водой. Ян ловит ее, затем подходит ближе и здоровается со мной за руку.
— Никаких обнимашек, Тим. — Улыбается он, показывая руками на грязную экипировку.
— Я этого не переживу, — ржу я.
Мы пожимаем друг другу руки, и я жду, пока парень попьет воды. Сделав несколько глотков, Псих наклоняет голову и льет себе из бутылки прямо на волосы. Выпрямляется, взъерошивает их, окатывая меня брызгами, и улыбается:
— Ну, что? Какими судьбами? Соскучился по реву мотора и крикам трибун?
— Да. — Киваю я. — С удовольствием глотнул бы сейчас дорожной пыли.
Окидываю взором трассу и досадливо поджимаю губы. Было бы здорово сейчас прокатиться, вспомнить былое.
— Как дела? — Спрашиваю.
— Говори с чем пришел. — Наклоняется на ограждение Ян.
Его не проведешь.
— Литровый Honda CBR. — Говорю я, глядя ему в глаза. — Черно-красный.
И наблюдаю за реакцией. Парень хмурится, неуклюже дергает плечом.
— Ты когда-то мечтал о таком. — Напоминаю ему.
Ян стискивает зубы.
— И?
— Таких явно не много в городе. Мне нужно знать, чей он.
Псих выпрямляется.
— Ты у меня спрашиваешь?
— У тебя.
