— Тебя, наверное, ждут твои друзья… — Напоминаю я, наконец, приподнимаясь и заглядывая ему в лицо.
Тим закладывает одну руку себе за голову, а пальцами другой медленно скользит по моей спине вниз, пока не останавливается на заднице:
— Меня ждет кое-что поважнее.
— Что?
— На тебе слишком много одежды, Марта. Для начала я хочу ее снять.
27
Тим
— Доброе утро! — С порога приветствую персонал. Здороваюсь с охраной, затем машу рукой администратору. День сегодня какой-то на удивление чудесный, и я чувствую себя бодрым и выспавшимся. — О, Дарья Александровна! — Подхожу к удивленной Дашке, обнимаю ее и целую в щеку. — Приве-е-ет!
— Привет. — Девушка оглядывает меня с подозрением.
Мы идем по коридору, Ласточкина не сводит с меня глаз.
— Что это ты такой довольный с утра? — Подруга хмурит брови. — Надушился, как владелец парфюмерной фабрики, причесался, разоделся. Еще и улыбаешься, как сытый, довольный котяра.
Провожу рукой по волосам и пожимаю плечами.
— Да я вроде всегда прекрасен? Разве нет? — Подмигиваю ей. — Может, с тех пор, как ты завела себе этого пианиста, тебе так все наскучило, что ты начала обращать внимание на красивых свободных мужчин?
— Ха-ха, смешно. — Фыркает она.
— И с чего мне не быть в хорошем настроении? — Удивляюсь я. — Вчера все прошло по высшему разряду, клуб был набит битком, сегодня в сети выйдет материал о нашем открытии. Думаю, фотографии получились потрясные. Ну, знаешь, все эти девушки-зайки с ушками это стильно и сексуально.
— А, ясно. — Кривится Ласточкина. — Значит, снял на ночь одну из заек?
— Ну…
— Надеюсь, ты когда-нибудь подцепишь какую-нибудь заразу от одной из них и, наконец, угомонишься!
— Да не снимал я никого!
Открываю дверь своего кабинета и пропускаю Дашку вперед.
— Куда ты тогда пропал вчера? — Допытывается она. — Кензо так шумел, пытался до тебя дозвониться.
— С чего бы?
Ласточкина проходит в кабинет, садится на край дивана и закатывает глаза:
— Не хотел расплачиваться за столик.
— А, это. — Улыбаюсь я.
— Не то, чтобы у него не было средств, ты же понимаешь. Просто он посчитал, что мы их оскорбили.
— И что в итоге?
— Мне пришлось разобраться. — Дашка складывает ногу на ногу и наблюдает за тем, как я разваливаюсь в кресле напротив. — Самый шикарный момент был, когда он швырнул официантке кредитку.
— Он может. — Усмехаюсь я.
— А что, вообще, у вас произошло-то? — Дашка барабанит пальцами по папке с бумагами. — Помнится, я тебе миллион раз говорила, что ты совершаешь ошибку, постоянно угощая за свой счет всю эту братию. Ладно, Лолка — та всегда готова отработать. Отдать, так сказать, натурой. — Ласточкина неприязненно морщится. — Но, блин, что изменилось-то, Левицкий?
— А что изменилось?
— Ну, с чего ты решил щелкнуть по носу этим дармоедам?
Я смеюсь. Дашка и раньше не скрывала, что не питает особой любви к моим друзьям, а тут на радостях и вовсе решила открыто дать им честные характеристики.
— Я ничего не решал. — Зеваю. — Меня не обременяла возможность угостить их.
— Обязанность. — С умным видом поправляет Дашка.
— Да почему обязанность? Мне же было приятно.
— Да ты знаешь, почему! — Качает головой она. — Все твои понты! У вас же кто круче, того и уважают. Собрались к тебе на вечеринку? «О, Тим, дружище, оторвемся!» Покататься на папкиной яхте? «Собираем толпу!» Заказывайте все за счет заведения! «Е-е-е, Тима, гуляй, рванина!»
— Прекрати! — Я прячу лицо в ладонях и ржу. — Да все не так, Дашка! Ты сейчас прямо как твоя бабулька бухтишь. Кончай уже!
— Мы договаривались говорить друг другу только правду, помнишь? — Наклоняется вперед девчонка. — Ты никогда не врал, что у меня жирная задница, а я никогда не льстила тебе из-за твоих денег.
— Ты единственная, кому плевать на мои деньги. Остальных девушек они жутко заводят.
— Да, но нельзя же вечно все покупать за бабки? Ты состаришься, и у тебя так и не появится ничего настоящего.
— Что-то ты опять развонялась. — Морщусь я.
— Грубиян! — Дашка поджимает губы.
Поэтому мы с ней и дружим. Никому, кроме Ласточкиной, не удается терпеть меня настоящего.
— Это не я, это Марта. — Говорю я, задумчиво качаясь в кресле. — Эта придурочная решила позлить меня вчера своей очередной выходкой. Брать деньги с меня и с моих друзей было ее идеей.
Ласточкина оживляется. Хлопает глазами, открывает рот. В ее взгляде такой азарт, будто она только что услышала горячую сплетню.
— А ты?
— А что я? — Задумываюсь. — Не знаю…
— Ты разозлился?
Прочищаю горло.
— Сначала да… Но потом… — От воспоминаний о прошедшей ночи на лицо лезет идиотская улыбка. — Потом понял, что мне плевать.
— Ха! — Дашка радостно ударяет ладонями о папку с бумагами. — Ну, Марта! Ну, молодец!
— Считаешь, что я прогнулся под нее?
— Представляю, как ты психовал!
— Я? — Мотаю головой. — Вовсе нет.
— Нет? — Дашкины брови взлетают вверх.
— Нет. — Совершенно серьезно. — Так, может немного.
Подруга наклоняется на спинку дивана и противно хихикает.
— Что? — Спрашиваю.
— Ничего.
— Бесит, когда ты так делаешь. Вот, что ты ржешь, Ласточкина? Объясни!
— Нет. — Она обмахивается папкой. — Ничего.
— Да говори уже! — Меня начинает раздражать ее поведение.
— Вы хорошо сработались.
— С кем?
— С ней. С Мартой. — Прокашливается Дашка. — Она благотворно влияет на тебя.
— На меня никто не может повлиять.
— Нет, я вижу, что процесс пошел.
— Какой еще процесс?
— Она тебе нравится, да?
Я выпрямляюсь:
— Кто? Гаргулья? — Тяну носом воздух, давая себе передышку, чтобы придумать ответ и выглядеть естественнее, когда буду врать ей. — Ну, она… Она меня бесит, конечно. Но… в общем, она… она сексуальная. Да.
Дашка ухмыляется:
— Значит, хочешь затащить ее в постель?
— Ну…
— Ты же понимаешь, что это все испортит?
Я беру еще одну паузу. Набираю в рот воздух, мои щеки раздуваются. Выдыхаю я медленно и осторожно. Тяну время, собираясь с мыслями.
