Да, я влюбился. Как глупый юнец. Впервые в жизни. Я сознался себе в этом и готов был признаться и ей. Почти был уверен, что Марту позабавят мои признания, но стопроцентно при этом был убежден, что наши чувства взаимны.
Вот это эпичный фейл, вот это лажа…
А что я хотел? Я же ничего не знал о ней. Это меня и привлекало. Обычная девчонка. Ничего особенного. Наверное, именно загадки ее характера, желание разгадать ее мысли и стали причиной моего к ней интереса?
«Она никто» — звучит в голове. И я до боли снова сжимаю зубы.
Похоже, это расплата за все, что я делал в своей жизни. За то, как поступал с девушками, зная, что причиняю им боль. За мое равнодушие ко всем, кто когда-то был рядом.
Именно поэтому мне сейчас так хреново, что почти выворачивает наизнанку. Поэтому мне не хочется жить.
Я встаю, решая, вернуться ли в клуб к друзьям или поехать домой. Выглядываю в окно и вижу, что мой байк одиноко стоит на служебной парковке. Прекрасно. Я легко переживу это. Марта — всего лишь кратковременное помутнение рассудка. Пара вечеринок, бутылка хорошего виски, дорогой табак, несколько красивых девушек, и через неделю я даже не вспомню ее имя.
Все, что не делается, все к лучшему. Чуть не оступился — теперь буду умнее.
— Тим! — Окликает меня Дашка, когда я выхожу в коридор.
— Что, Киса? — С удовольствием примеряю на лицо привычную ухмылку.
— Где вы потерялись? Мы еще полчасика и по домам!
Подхожу к ней, беру за талию и веду к служебному входу в клуб.
— А где Марта? — Пытается оглядываться Дашка.
— Да черт ее знает, — улыбаюсь я, притягивая ее к себе, — мы веселимся или нет?
Ласточкина пытается что-то увидеть в моем лице, пристально вглядывается в глаза. Но в моем взгляде пусто. Точно так же пусто, как было много лет до этого. Я снова закрыт ото всех. Общий и ничей. Душа компании для каждого, кто не лезет в эту самую душу. Тим Левицкий — ленивый кот, гуляющий сам по себе. Зверь, которого никому и никогда не удавалось приручить.
Марта
Я сижу на кресле перед кроватью Якова, обняв ноги руками. Этот человек отнял у меня все. Растоптал, уничтожил, но не смог окончательно сломить мой дух.
— Осталось совсем недолго, — говорю я ему. — Скоро все кончится.
Яков молчит.
Если бы не Тим, то, наверное, мне не о чем было жалеть. Благодаря Левицкому я вдруг узнала, что бывает по-другому. Бывает сладко, нежно и трепетно. Бывает все для меня. С ним я впервые почувствовала себя счастливой.
Кто знает, наверное, я вполне могла бы и довериться этому парню. Рассказать ему все. И, вероятно, он бы не отвернулся, узнав правду обо мне. Но то, что я собиралась сделать с Яковом… оно исключало для меня всякую возможность любить кого-то.
Я не могла поставить Тима под удар. Он не заслужил этого. Рядом со мной он находился бы в постоянной опасности, а знание моих планов делало бы его соучастником. Но это не его война. Он и так дал мне гораздо больше, чем был обязан. Он дал мне необходимое — уверенность в себе. И теперь моя очередь вознаградить его — избавить ото всех проблем, связанных с моим присутствием в его жизни.
Боже… Как вспомню его лицо… Он был потрясен моими словами… Это стало для Тима настоящим ударом. Наверное, он хотел сказать мне что-то. Боюсь даже предположить что. В его глазах было столько чувств, названия которых я даже не знаю, потому что не испытывала прежде ничего подобного… Если бы он произнес их, обратного пути бы уже не было.
Я не могла вмешать во всю эту грязь и опасность того, кого люблю.
Ведь это она, правда?
Любовь?
Я уходила от него, причинив боль своей ложью. Уходила прочь, мечтая, чтобы время остановилось. Больше всего на свете желая, чтобы мне не приходилось этого делать. Я уходила, не оборачиваясь, и уже скучала по нему. Знала, что разбиваю ему сердце, но ничего с собой не могла поделать. Считала каждый свой шаг, зная, что если он позовет — вернусь и во всем сознаюсь. И понимала, что эта боль — благо для него. Сейчас она рвет его на клочья, но в итоге сохранит ему жизнь.
— Что ты смотришь в потолок? — Спрашиваю я у Якова.
Мне хочется, чтобы он встал и протянул ко мне руки, тогда я вспомню, что такое ненависть. Тогда я смогу сопротивляться. Смогу убить его! И это будет справедливо. Любовь — лучший способ избавления от страхов. Она лечит все. Но она, черт побери, делает человека слабым.
Внутри меня теперь растет что-то такое хрупкое и светлое, точно дивный цветок. Мне хочется обнять весь мир, укутать его своей мягкостью, женственностью и лаской. Любовь к Тиму изменила меня. И теперь мне все сложнее помнить о том, что я чудовище, которое жаждет мести и крови. Мне все сложнее думать о том, что я должна кого-то убить.
— Что ты там ищешь? Молишься о том, чтобы твои руки заработали? Хочешь пошевелить пальцем, но не выходит? — Всхлипываю я. — Мне бы тоже хотелось, чтобы тебе стало лучше. Чтобы ты заговорил. Тогда я услышала бы всю эту дикую мерзость, которую ты обычно нес, и спокойно задушила бы тебя.
Я зажмуриваюсь, как от боли. Уже не понимаю, что здесь делаю, и зачем мне этот человек. Чего я хочу от него? Станет ли мне легче от такой справедливости, которую я для него готовлю? Смогу ли я вдохнуть полной грудью, если Якова не станет? Буду ли высыпаться, зная, что его больше нет на свете? Смогу ли вообще уснуть, зная, что он не придет, если при этом буду ощущать горький запах его крови на своих руках?
Но все сомнения рушат проклятые воспоминания. Стоит мне только окунуться в них, как я слышу его голос — вкрадчивый, ласковый, затем настойчиво грубый. Я снова ощущаю запах его пота на своей коже. Чувствую тяжесть его тела, от которого все труднее впустить в грудь хоть глоточек свежего воздуха. Воспоминания неминуемо приносят мне боль.
Поэтому я должна сделать это.
Только я, и никто другой. Потому что у меня не получится жить, зная, что где-то есть он. И дело даже не в том, что Яков может найти меня. Нет. Он найдет себе еще одну куклу. Влезет ей в доверие, подчинит себе и беспощадно сломает. А такого я допустить не могу. Никто не должен больше страдать из-за него.
— Так, чисто ради справедливости, — говорю я, вытягивая ноги и массируя пальцами свои виски, — мне не нужно твое дерьмовое акционерное общество. Когда-нибудь у меня будет свое. Может, не здесь, в другом месте. Еще не знаю, в каком. А, возможно, у меня вообще больше ничего не будет, кроме неба в клеточку. Просто хочу, чтобы ты знал: я возьму у тебя все, что только смогу взять. В качестве возмещения ущерба.
Он молчит, но его взгляд беспокойно мечется по потолку.
— Отдам все твое имущество на благотворительность. Как тебе идея?
30
Марта
