Коренев смотрит на меня. На его веках блестит влага.
— И что в них было?
— Боль. Сильнейшая боль, печаль, а еще мудрость, что ли. И тогда я понял, что это что-то очень страшное. Может, ее били. Может, еще что-то. Марта сказала, что я не должен ни о чем спрашивать ради своего же блага. Но я чувствую вину. Сначала не уберег Любовь, потом ее. Мне кажется, если я узнаю правду, то сдохну от чувства вины.
— Ты был ребенком, Ян.
Псих закрывает руками лицо и молчит.
— Что еще? — Спрашиваю я. — У меня никак не складывается картинка. Почему она со всеми попрощалась сегодня и ушла? Причем тут ее прошлое? Где ее искать? Ты знаешь?
— Нет. — Ян убирает ладони от лица. — Я ничего о ней не знаю. Я последняя сволочь. Она просила не лезть ей в душу, и я не лез. А нужно было спрашивать, нужно было выяснить все. Может… Может, она уже наложила на себя руки?
У меня внутри все обрывается.
— Нет. Нет… Что еще ты знаешь? Почему ты приехал сюда? Ты же почувствовал неладное?
— Она не брала трубку.
— Еще?
— Не знаю. Марта ничего не рассказывала о себе. Я только слышал пару дней назад, что ей звонил психолог. И это меня насторожило. Он спрашивал, почему она пропустила прием, и Марта сказала, что больше не придет. Я тогда спросил: типа, модное веяние? Богатые от нечего делать всегда ходят по мозгоправам. Она так посмотрела на меня…
— У меня все равно не вяжется. Мы что-то упускаем. — Трясу головой. Встаю. — Вставай, поехали.
— Куда?
— К ней. Мне больше негде ее искать.
35
Марта
Ну, что ж. Сейчас все будет кончено.
Я беру с дивана подушку и в полной темноте иду по коридору. Медленно приближаюсь к его комнате. Наверное, стоило бы выбрать нож. Так я смогла бы смотреть в его лицо, когда он будет истекать кровью. Но смогу ли я надавить на рукоять с достаточной силой, чтобы лезвие вошло в его грудь глубоко до самого сердца? Хватит ли у меня мужества и хладнокровия сделать это?
Я застываю у двери и дрожу, покрываясь холодным потом. Отрываю подушку от груди и смотрю на нее. Как я пойму, что Яков уже не дышит? Он же не будет дергаться. Мне придется проверять его пульс и дыхание. Что я почувствую, когда дотронусь до его остывшего тела? Тяжесть или облегчение?
Я прислоняюсь к стене. Мне незачем больше жить, если не сделаю того, что задумала. Нельзя допустить, чтобы он вернулся к обычной жизни. Чтобы сломал кого-то еще…
Я заставляю себя открыть дверь в его комнату и войти, но рука, обхватившая дверную ручку, предательски немеет. Мне не хватает воздуха. Нужно войти. Нужно убить его. Я не хочу, чтобы кто-то превратился в существо подобное мне — не способное ни на что, кроме того, как испытывать боль.
— Я хочу целовать только тебя, слышишь? Я люблю тебя. — Останавливает меня шепот Тима.
Мое сознание противится тому, чтобы я вошла в эту комнату. Из глаз текут слезы. Я должна. Должна!
— Я люблю тебя. Люблю тебя. — Настойчиво звенит в ушах.
Перестань!
Я отхожу от двери, швыряю подушку на пол и закрываю уши руками. Прекрати!
— Люблю.
С ожесточением бью кулаком в стену.
— И как мне дальше жить?! — Ору в темноту. — Как мне жить, если я не сделаю этого?!
Другого выхода нет.
Есть.
Нет.
— Я должна.
В памяти проносятся все угрозы приемного отца. Я снова вижу себя беспомощной. Распластанной поперек кровати с ножом у горла. Яков смеется. Он обещает убить всех, кто мне дорог. Он снова говорит, что деньги решают все, что всем на меня плевать.
— Я должна.
Громкая трель дверного звонка заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Кто-то пришел. Нужно спешить. Я ступаю босиком по холодному каменному полу в сторону холла. Нет. Неважно, кто там. Стас, Эдик, Наталья, Инна? Им меня уже не остановить. Я доведу дело до конца.
Возвращаюсь к двери, поднимаю с пола подушку и прижимаю ее к груди. Трель звонка заставляет меня ежиться, кровь толчками пульсирует по венам. Я слышу только удары своего сердца. Тук. Тук. Тук. Кто-то отчаянно барабанит в дверь.
Плевать.
— Марта! — Рвет тишину улицы многоголосье.
Я кладу ладонь на ручку двери, сжимаю на ней свои пальцы.
— Марта-а! — Откуда-то издалека.
Тихонько надавливаю.
— Марта-а-а!
Черт. Черт. Черт.
Подушка падает из моих рук прямо на пол.
Не выдержав, иду в холл. Входная дверь ходит ходуном, с такой силой в нее барабанят.
— Марта, открой! — Голос Яна.
— Открой! — А это Тим.
Поспешно смахиваю слезу, скатившуюся по щеке.
«Пожалуйста, уходите» — кричит мой разум.
— Марта! — эхом разносится по улице.
Сейчас они перебудят всех соседей.
— Уходите. — Прошу я.
И сама не узнаю свой голос.
— Марта?
Приникаю ухом к двери:
— Пожалуйста, уйдите.
— Если ты не откроешь, я вызову полицию!
Черт…
Стукнувшись лбом о дверное полотно несколько раз с досады, я отодвигаю засов и отхожу назад. Сердце мое обрушивается куда-то вниз, когда они входят.
— Эй, где здесь выключатель?
— Ты почему без света?
— Ты одна? — Руки Тима находят мои плечи, парень настойчиво прижимает меня к себе.
— Вам нужно уйти. Идите. Я уже спала.
Но бесполезно. Пальцы Тима уже на моем лице. Они чувствуют горячие слезы на моих щеках. Парень отстраняется и пытается рассмотреть меня:
— Что происходит?
— Да где здесь долбаный свет? — Бубнит Ян.
— Пожалуйста, уйди. — Прошу я, вырываясь. — Ты не должен быть здесь.
— Стой. Подожди. — Его руки вновь находят мои плечи и крепко стискивают их. — Давай поговорим. Что это все значит?
— Тим, пожалуйста…
— Почему ты ушла?
— Тим… — всхлипываю я. — Давай, не сейчас.
— Мне очень жаль, но тебе придется со мной поговорить! — Серьезно говорит Левицкий.
— О чем?
— Я видел документы.
— Да… — Киваю. — Я решила, что так будет правильно. Раз уж наши пути расходятся…
— Наши пути? — Он трясет меня за плечи. Его дыхание обжигает мое лицо. — Наши пути?! О чем ты говоришь? Я не верю ни единому твоему слову!
