— Ну, ничего необычного. Карманный ёж. Это даже удобнее собачки.
— Мне не до смеха, Гай!
Вытянул ноги, закинул одну на другую.
— А мне сегодня показалось, что ты знаешь мое настоящее имя.
— Пожалуйста, — с мольбой в голосе попросила она, — поищи его прямо сейчас! Там у тебя целая толпа народа. Представь, что кто-нибудь наступит на него! Он же умрет!
— Значит, ты серьезно?
— Абсолютно.
Я прочистил горло.
— Так. А он не опасен? Бешенство, все дела.
Шмыгнула носом.
— Да он африканский, ручной, декоративный! Ка-а-рликовый!
— Хорошо. Я поищу. — Согласился. — Только скажи: «пожалуйста, Рома».
— Господи! — Нервно.
— Нет, это слишком пафосно. Просто Ромы будет достаточно.
— Пожалуйста, Ро-ма! Поищи моего ежа, умоляю! — задыхаясь. — Прямо сейчас поищи…
— Ты самая звезданутая ботаничка из тех, кого я знаю.
— Алло, это Паша. — Сказал парень, очевидно, забрав телефон у Насти. — Но я ей передам.
— Паш. — Я облизнул губы.
— Да?
— Скажи ей, чтобы оставила свой номер, я перезвоню, если найду ее зверя. — Не выдержал и рассмеялся.
— Позвонишь мне.
— Нет. — Прикусил щеку. — Так не пойдет, Суриков. Пусть Ежова оставит мне свой номер.
Снова шуршание. Кажется, он передавал ей мои слова.
— Ладно. Хорошо. Вышлю сообщением.
— И передай ей, что я уже скучаю. — Расплылся в довольной улыбке.
— Вот от этого избавь меня. — Проворчал Паша. — И постарайся отнестись серьезно, Гай. Девчонка реально на нервах.
— Без проблем.
Скинул звонок.
Ёж. С ума сойти.
Вставать не хотелось. Разгоряченные мышцы приятно ныли, сердце все еще быстро отстукивало тревожный ритм.
Эта девчонка оказывала на меня странное действие. Мне впервые было интересно забраться кому-то не под юбку, а в голову. Узнать, о чем она думает, когда смотрит на меня своими полными печали глазами. И ведь не было в ней ничего особенного. Но вместе с тем, все почему-то казалось необыкновенным и в чертах ее лица, и в волшебном голосе, лишающем воли, и в каждом неловком движении, и даже в запахе волос.
Я улыбнулся, вспомнив, что назвал ее красивой. Не для того, чтобы навешать лапши на уши, а впервые вполне искренне. Потому что именно так и считал. Просто не сдержался и брякнул. Идиот. Наверное, не слишком правдоподобно это прозвучало, потому что она вся разом превратилась в недоверие. Напряглась, отшатнулась, закрылась. А налетом скепсиса в ее взгляде можно было сжечь меня дотла. Клянусь.
И первый раз в жизни я пожалел, что девушка не приняла всерьез моих слов. А ведь она была достойна этого комплимента. А заодно и всех тех слов, которые рождались у меня в голове при взгляде на нее, а затем таяли, так и не сказанные, на онемевшем языке. Просто я не мог их произнести вслух. Никак не мог. И злился на себя. Ведь все эти несказанные слова были бы настоящими, как и она сама.
Красивая…
Да, чертовски красивая. Под своей шелухой из старомодной одежды и пугающей неуклюжести.
Потому что красивый — это не соответствие каким-то внешним стандартам. Это такое же сложно определяемое понятие, как внутреннее свечение, энергия, магнетизм. Такое же редкое, обезоруживающее явление, как и искренняя улыбка. Каждый видит красоту в чем-то своем, познает ее интуитивно, без строгих логических определений. И вообще, наверное, во всем, что касается чувств и ощущений, не бывает и не должно быть никакой логики.
— Сережа, значит. — Не переставая внутренне содрогаться от смеха, я сел на кровати. — Больше похоже на бред. — Огляделся, осмотрел пол, но кроме разбросанных носков ничего не заметил. — Серхио, выходи! — Почесал затылок. — Нет, она точно надо мной прикалывается.
Встал и упер руки в бока. Мои вещи по ночам размножаются, это точно. Иначе, как можно объяснить тот факт, что еще вчера все было в порядке, а сегодня вот — полный кавардак?
— Серега, выходи, а то хуже будет! — Взял со стула футболку, надел.
Принялся поднимать вещи и складывать по местам. Привел комнату в порядок, но не заметил ни следа присутствия в ней какого-либо зверя. Поспешил в гостиную и тут же наткнулся на маму.
— Пришел извиниться? — Она закинула в рот какую-то таблетку и запила водой.
Стакан в ее руке дрожал и громко стучал о зубы.
— Я уже попросил прощения, мам. — Подошел к ней сзади, обнял, прижал к себе. — Все не так плохо, как ты себе представляешь. Мы просто посидели с ребятами, послушали музыку. Тихо, спокойно. Сейчас вот пойду и соберу мусор во дворе.
Она не двигалась. Шумно вдыхала и выдыхала, ожидая, когда ее отпущу.
— Отлично. — Хрипло произнесла, наконец. — Если увидишь там моего сына, скажи, пусть возвращается скорее. Мне его не хватает.
Поцеловал ее в щеку и отпустил:
— Это я, мам. Не узнаешь?
Развернулась и скользнула по мне разочарованным взглядом:
— Ну, уж нет. Это не мой мальчик. — Шмыгнула носом, отставляя стакан на стол. — Я отказываюсь принимать тебя такого. Не понимаю, что происходит. Может, расскажешь уже, наконец?
Пожал плечами:
— Да все отлично. Не понимаю, о чем ты.
Мама покачала головой.
— Ступай уже. Убери во дворе. Хоть что-то полезное сделаешь.
И отвернулась.
Так, будто бы я вообще никогда ничего не делал. Будто диванным тюленем каким-то был или лениво ползал по дому слизнем, оставляя за собой липкие следы. «Полезное сделаешь», блин.
— Ма? — Позвал, осмотрев всю гостиную и так не найдя зверя.
— Что?
— Если найдешь в доме ежика, то это мой.
— Ежика? — ее лицо вытянулось.
— Да. В смысле, живого. С иголками.
Мама приложила руку к сердцу:
— Ежика…
— Ага.
— Какого ежика? Из леса?
— Боже… — Выдохнул. — Мам. Домашнего, ручного, серого ежика. По имени Сережа.
В секунду преодолев расстояние в несколько метров, матушка ухватила меня за локти и, встав на цыпочки, внимательно взглянула в глаза.
— Что ты употреблял?
— Мам, прекрати… — Мне стало очень смешно.
— Я так и знала. Что-то тут нечисто. Нервный стал, злой, настроение меняется сто раз на дню. — Прищурилась. — И с учебой хуже стало. Зато появились новые друзья какие-то. Попал в плохую компанию? — Вздрогнула. — Ох… Вот и зрачки у тебя расширенные. Курил что-то? Или… о, боже…