Он улыбнулся лишь уголками губ, но девчонки не упустили новую возможность прыснуть со смеха.
— Эй, милая, ты бы смотрела под ноги в следующий раз, — нарочито вежливо обратился ко мне тот, второй парень.
Не желая слушать его, я бросилась собирать с асфальта мокрые листы.
— Куда же ты так торопилась?
— Отстань от нее. — Голос Гая звенел насмешкой.
На глаза наворачивались слезы. «Ну, как же так? Почему? Я ночь не спала, так торопилась доделать работу. Всю неделю провела в библиотеке, отыскивая нужную информацию для этой курсовой. Да от нее зависит судьба человека. И даже не одного! Ну, почему со мной постоянно такое происходит?»
— Пойдем, Дэн.
— Может, нужно помочь ей? — Напевно спросил парень, будто специально издеваясь.
— Сама справится.
Я опустилась на колени, шмыгая носом и собирая с дороги влажные листы с размытыми на них буквами. Мокрые волосы падали на лицо, мешая видеть, и приходилось их откидывать назад. А толпа вокруг нас всё собиралась. И, кажется, никто не спешил расходиться по своим делам или на занятия.
— Эй, замарашка, свои научные труды растеряла? — Выкрикнул кто-то из девчонок и засмеялся.
— В таком виде никто их у тебя и не примет!
Я встала, прижав к груди влажные листы, и воинственно подняла подбородок. Посмотрела на них с вызовом. Они могут считать меня кем угодно, могут шушукаться по углам и показывать пальцем, как делали это раньше, но унижать себя прилюдно — не позволю!
— Помолчи, Лид. — Попросил Гай, обернувшись к ним. Его просьба прозвучала так резко, что девчонка тут же замолчала, видимо, прикусила свой наглый язык. Он отвернулся, нагнулся и подобрал что-то с земли. Нахмурившись, протянул мне. — Твоё?
Перевела взгляд на его ладонь. На ней лежали мои очки. Быстро схватила их, стряхнула и чуть не разрыдалась — стекла были разбиты и выпачканы в грязи. «Это мне только не хватало». Не то, чтобы я не справлюсь совсем без очков, могла бы обойтись какое-то время и без них, но на то, чтобы купить новые, у меня сейчас лишних средств совсем не было.
— Бедняжка, разбила свои окуляры. — Хихикнул кто-то из собравшейся толпы.
— Как теперь крот без своего бинокля?
— Лида, ты чего такая злая сегодня? — Парень в пальто подошел и обнял девчонку за талию. — Пристала к девчонке. Она, видишь, увидела Гая и забыла, что под ноги нужно смотреть. С кем не бывает!
Я тяжело выдохнула, опустилась на колени и продолжила собирать разлетающиеся на ветру белые листы.
— И ничего я не пристала! — Прозвенел обиженный голосок. — Мне на нее вообще плевать!
— Может, к Ромке приревновала? Так его ж на всех хватит.
— Чего-о?
— Да не смущайся ты. Гляди, он какой красавчик, приехал в дождь на тачке с открытым верхом, чтобы спор мне не проиграть. Только вот все равно проиграл.
— Руки убери, Дэн! — Попросила она.
— Да я тебя просто приобнял, лапочка. — Рассмеялся он. — Или это только Гаю теперь можно?
Я с трудом сдерживала предательские слезы, нагибаясь за каждым новым листком. Чувствовала, как сырая одежда противно липнет к телу, и почти задыхалась от нахлынувшей стремительной волной обиды.
— Слушай, как тебя? — послышался уже знакомый насмешливый голос над ухом. Гай. Перед глазами предстали его идеально белые, несмотря на осеннюю грязь, кроссовки. — Брось ты их уже, пусть валяются.
Он просто не понимал. Я не могла их тут бросить. По крайней мере, мне нужно было найти и спрятать от чужих глаз титульный лист.
— Нет. — Всхлипнула.
— Брось, говорю.
— Нет!
Мне хотелось, чтобы они все исчезли. Чтобы отстали от меня.
— Ну, как знаешь. — Бросил он, переминаясь с ноги на ногу.
— Что происходит? Почему все тут собрались? — Громыхнул откуда-то знакомый бас. — Настя?
Я не обернулась. Только еще быстрее начала собирать листы.
— Ежова? — Голос преподавателя по физической культуре Андрея Павловича приблизился и раздался теперь уже над моей головой: — Что это тут у вас?
Я лихорадочно продолжала хватать мятые сырые листы и прижимать их к груди. Все засуетились, отступая в стороны.
— Так. Расходимся. — Решительно сказал он. — Ты, Гаевский, хочешь помочь? Если нет, дуй на пары. И живо.
Послышались шаги, затем мягкий хлопок двери, мотор ожил, и красный спортивный автомобиль отъехал на несколько метров в сторону, чтобы там припарковаться.
— Что тут у тебя, Ежова? — Андрей Павлович наклонился, вглядываясь в мое лицо.
— Ничего. — Воскликнула слишком громко, выдав свое беспокойное, взвинченное и близкое к настоящей истерике состояние. — Просто.
И замолчала. Оставалось сграбастать в охапку еще пару листов.
Преподаватель сделал несколько шагов, поднял с асфальта то, что осталось от курсовой, и молча протянул мне.
— Спасибо. — Схватила.
Прижала к груди.
— Поторопись. — Вздохнул он, глядя на меня с жалостью. — Занятия вот-вот начнутся.
Отряхнул ладони.
— Угу.
Я развернулась и помчалась по лужам к мусорному контейнеру. Слезы застилали глаза, больно щипали веки. Было так чертовски обидно, что хоть не вой. «Ну, и видок, наверное, у меня. Без страха не взглянешь». Встала на носочки, бросила в урну целый ком смятых надежд и вытерла лицо сырым рукавом.
«Как теперь объясняться? А главное, где взять денег, которые нужны сегодня и срочно?»
Всхлипнула, развернулась и припустила ко входу в универ.
Уже на лестнице не удержалась и обернулась направо, где краснел большим пятном спортивный автомобиль. Гай стоял возле своей машины и курил. Я не могла знать точно, но почему-то была уверена — он провожал меня глазами. И от этой мысли по спине побежали мурашки. Трудно будет забыть этот взгляд — злой и холодный, забирающийся в самую душу. Но что я еще запомнила — это жар его ладони: та, словно назло ледяным глазам, была горячей и мягкой. Такой уютной, что не хотелось отпускать.
Я забежала в вестибюль и понеслась прямиком в уборную, чтобы привести себя в порядок. Но уже знакомый девичий смех за дверью женского туалета меня остановил.
— Какая же она стремная! — Сказал кто-то. — И не стыдно в бабушкином плаще в универ ходить? Фу!
— Курица мокрая!
«Не хочу. Не хочу сталкиваться с ними, встречаться взглядами, знать, что они болтают про меня». Развернулась и побежала в раздевалку.
— Возьмите, пожалуйста. — Протянула старушке-гардеробщице мокрый насквозь плащ.
Потоки студентов расходились прочь, подтягивались ближе к аудиториям. В коридоре становилось спокойнее, и я была рада, что на меня не глазеют.
