— Привет. — Поздоровалась я, отпуская Олину руку.
Подруга пошатнулась, но на ногах устояла. И тут же нацепила на лицо слегка испуганную улыбку.
— Привет. — Кивнул Кирилл. — Константин Евгеньевич там. — Указал в другой угол зала.
— Да… мы видели. — Замешкалась я. — Просто…
Вот же влипла. Потянула подругу знакомиться с парнем, который ей нравится, и забыла, что сама от волнения редко когда могу связать хотя бы пару слов. Да еще и она сама — стояла сейчас рядом со мной, как замороженная, и увлеченно разглядывала капельки пота, стекающие по его груди. Будто сосчитать их собиралась и теперь что-то складывала в уме или умножала.
— Я просто хотела сказать тебе спасибо. — Вырвалось у меня. — Да. Спасибо за то, что ты за меня заступился. Тогда, на вечеринке.
— А, это. — Брюнет нахмурился. — Ерунда.
— Ага. — Проблеяла я, продолжая судорожно придумывать, о чем бы поговорить дальше.
— Да-да. — Вступила Оля и, поняв всю неловкость диалога, вдруг замолчала.
— Мм? — Уставился на нее Кирилл.
Прямо театр абсурда.
— Ты… — Она крепче сжала сумку, висевшую на плече. — Ты профессионально занимаешься или так, для себя?
Леманн не спешил отвечать. Сначала заинтересованно оглядел ее, а затем уже произнес:
— Чтобы быть в форме.
— Вау… — С придыханием ответила подруга, а затем, выпрямившись, прочистила горло и добавила: — В смысле, это хорошо. Даже очень. Э… замечательно.
Кирилл молчал. Видимо, не знал, что еще добавить к такой содержательной речи. И мы тоже молчали. Оля уже побагровела от смущения, а у меня, кажется, язык перестал слушаться.
— Хочешь попробовать? — Спросил парень.
Снял одну перчатку и протянул Оле.
— Кто? Я? — Она будто отрезвела.
— Хочет, конечно! — Вступила я.
— Я… — Но Кирилл уже стоял рядом с ней и помогал надевать перчатки.
— А зачем у тебя руки перебинтованы? — Каким-то неестественно высоким голоском пропищала Еремеева.
— Ну, — продолжая устраивать на ее руках свое снаряжение, проговорил Леманн, — боксеры обычно бинтуют руки для того, чтобы снизить риск травмирования кистей. Груша ведь тяжелая. Да и соперник в спарринге бьет не понарошку. Кроме этого, бинты впитывают пот. А, значит, перчатки останутся внутри сухими и прослужат дольше.
— Здорово… — Разглядывая свои руки, выдохнула Ольга.
— Вставай сюда. — Он подвел ее к снаряду, а сам встал сзади и немного сбоку, показывая, как нужно ударять. — Держи руку вот так. Да не так. Ты же не цветы на первое сентября несешь, переверни кулак, а то запястье сломаешь.
Он рассмеялся, звонко и низко, и от меня не укрылся восхищенный взгляд, который бросила на него подруга.
— А теперь бей. — Скомандовал Кирилл. — Не бойся, бей сильнее.
— Ого! Да она тяжелая, как мешок с песком.
— Конечно. Тяжелая. Будь внимательна, сильно ударишь, она быстро вернется и собьет тебя с ног.
Парень поправлял ее стойку, руки, поддерживал, направлял, подсказывал, и я видела, в какой восторг приходит подруга уже не от самого парня, а от того, чем она сейчас занимается.
— Класс! — Взвизгнула Оля. — На! Так тебе! Получай!
— Осторожней, боец, — улыбнулся Кирилл, пытаясь контролировать процесс. — Занятия с грушей тренируют выносливость, скорость, точность. Помогают в бою рассчитывать время. — Он подхватил едва не упавшую Ольгу на руки: — Вот. Видишь, она сдачу дает. Хорошо, что ты не на каблуках. В следующий раз приходи в подходящей одежде. — Помог ей снова встать на ноги. — Давай, бей еще. Как тебя?
— Оля…
Контакт глазами явно затянулся дольше положенного, и парень получил от груши тычок в плечо.
— Ух… — Рассмеялся Леманн.
— Я за тебя отомщу, — рассмеялась Оля, бросаясь на снаряд с кулаками.
Я развернулась и наткнулась на дядю. Он наблюдал за происходящим с улыбкой на лице:
— Этот парень отбирает у меня хлеб.
Я обняла его, уткнувшись во влажную рубашку носом.
— Не ругай его, это все случайно вышло.
— Даже не собирался. — Дядя Костя погладил меня по спине. — Первый раз за последний год вижу, как Кирилл улыбается. Это дорогого стоит. — Он отстранился и посмотрел мне в лицо. А затем недовольно констатировал: — Настька, ты хоть иногда спишь?
— А что такое? — Я заморгала. — Сплю, конечно. Правда, не так много, как хотелось бы, но с учебой разве расслабишься?
— Да мне Лена Викторовна уже рассказала, как ты пашешь. Насть. — Он убрал мои волосы за уши. — Так же нельзя. Я тебе давно говорю, брось ты свои подработки, что-нибудь придумаем. И переезжай ко мне.
— От тебя до больницы далеко.
— Ну, и что.
— Я хочу быть полезной. И мне нравится помогать в отделении. И я привыкла в общаге с девочками.
— Хорошо. — Вздохнул он, целуя меня в лоб. — Сегодня я пойду к Веронике. Ладно? А ты отдохни.
— Ладно. Но только потому, что у меня сегодня выходной.
— Как она там, кстати?
Мне больно сдавило грудь. Фраза «без изменений» резала сердце, будто ножом.
— Хорошо. Вчера постригла ей ногти… — К горлу подкатил большой ком, не могла больше ничего добавить. Мне словно воздуха не хватало для элементарного вдоха.
— Ладно. Идем. — Дядя Костя обнял меня за плечо и повел вдоль зала к двери тренерской. — Слушай, я тут хотел спросить…
— Спрашивай. — Шмыгнула носом я.
— Тот парень, который приходил в прошлый раз. С которым вы вместе мне ежа притащили.
— Роман. — Напомнила.
— Да, Рома. Вы… — Видимо, дядя собирался задать какой-то сильно неловкий вопрос, потому что наморщился и закусил губу.
— Можешь даже не беспокоиться. У нас ничего такого. — Отмахнулась я.
— Он тебе… нравится? — Родственник пожал плечами: — Ну, я же должен знать, переживать мне или нет.
— Временами да. Когда он бывает хорошим. А когда ведет себя, как напыщенный индюк… В любом случае, мне сейчас не до парней, и я не планирую с ним ничего такого. Мы просто учимся на параллельных курсах.
— Тогда замечательно. Я просто должен был тебя предупредить, — дядя Костя, открыл дверь тренерской, — что он ждет тебя здесь с обеда.
И втолкнул меня внутрь.
— А я пока закончу индивидуальную тренировку, меня ждут. — И дверь захлопнулась.
Мы остались одни.
19
Роман
Она выглянула из-за пелены волос и робко взглянула на меня. Это простое движение запустило все ту же странную химическую реакцию в моем организме: по венам побежал колкий мороз, затем он быстро превратился в жидкий огонь и накалился до запредельной температуры, тогда мозг перестал что-либо соображать и больше не мог отдавать команды моим конечностям.
