— Да.
Лучше бы я забыла, как растянулась там, а он помогал мне собирать Пашкину курсовую.
— Та работа. Там на титульном листе стояла чужая фамилия…
По спине побежали мурашки. Половине преподавателей было все равно, кто и для кого делает работы, если это касалось не его предмета. Почему же этот решил докопаться до меня? Хочет сдать деканату?
— Да… это курсовая моего друга.
— Я так и понял. — Внимательно посмотрел на меня физрук. — Просто хотел тебе сказать, чтобы ты… больше отдыхала. А то загонишь себя этой учебой. И выглядишь неважно. Бледная. Наверняка, мало спишь.
— Нет, нет, все в порядке. Честно. — Спохватилась я. — Буду больше отдыхать. Обещаю.
— И приходи ко мне в секцию легкой атлетики. — Он улыбнулся. — Если хочешь. Я вижу в тебе определенные задатки в этом направлении.
— Э… я…
Как бы ненавязчиво отвязаться?
— Я не настаиваю. Решать тебе. — Мужчина встал, сделал несколько шагов и обернулся. — Кстати, тебя вызывали в медкабинет, Ежова.
— Меня? — Удивилась.
Я даже не знала, где в нашем вузе медкабинет. В последний раз ходила в медпункт еще в школе, а тут как-то не приходилось.
— Да.
— А зачем?
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Иди, сходи прямо сейчас.
И удалился в тренерскую.
Я сказала девочкам, что отлучусь и побрела искать медкабинет. Нашла, постучала в дверь.
— Войдите. — Сказал кто-то.
Я вошла. За столом сидела грузная женщина в белом халате, что-то писала в журнале.
— Вы кто? — Спросила она меня.
— Ежова Анастасия.
— Присаживайтесь. — Указала на стул. — Какая группа?
Я продиктовала шифр. Женщина покопалась в бумагах, затем достала какой-то лист и положила перед собой.
— Что-то случилось? — Поинтересовалась я.
— Обычный медосмотр. — Сухо ответила она.
— А… почему только меня вызвали?
Медработник посмотрела на меня сурово:
— Ты не волнуйся. Всех осмотрят. По очереди.
Затем женщина послушала меня стетоскопом, задала вопросы по поводу самочувствия, проверила рефлексы и зрение.
— Все хорошо? — Я приподнялась, чтобы взглянуть в ее каракули.
Она что-то отметила в листе и убрала его в стол. Затем достала какую-то бумажку, заполнила ее и подвинула ко мне.
— Да, все нормально. — Посмотрела на меня изучающе. — Придешь через три дня по этому адресу.
— Сюда? — Решила уточнить на всякий случай.
Адрес — единственное, что можно было отчетливо прочесть в ее иероглифах.
— Сюда. Да. — Ткнула пальцем в бумажку.
Я растерялась окончательно.
— А… зачем?
— Пройдешь компьютерную диагностику зрения, тебе подберут линзы и оправу для очков.
— Я ничего не поняла…
— Госпрограмма, деточка. — Громыхнула совсем не женским баском медработник. — Обеспечивают лучших студентов всем необходимым по медицинской части. Что непонятного?
— То есть, это бесплатно?
Она устало вздохнула:
— Конечно. Ты им, главное, покажи направление, которое я дала.
— Хорошо. Спасибо.
Встала и пошла на выход.
«Повезло так повезло». Надо же.
Пока я шла по коридору, прозвенел звонок. В раздевалке уже было не протолкнуться. Девочки шумели, смеялись, переодеваясь, а в воздухе витал отнюдь не аромат Шанели.
— Ну, как? Ты где была? — Глянула Оля на листок с каракулями, который я все еще держала в руках.
— В медкабинете. На осмотре. — Я спрятала бумажку в карман сумки и начала переодеваться. — Мне очки бесплатно выпишут по госпрограмме для лучших студентов.
— Ух, ты. — Обрадовалась Маринка, стаскивая с себя влажную кофту. — А что за программа такая? Я не слышала. Интересно, я под нее попадаю?
— Не знаю. Сходи, спроси.
— И спрошу. Мне тоже очки новые надо. Заодно узнаю, что еще нам положено. Не отказалась бы от физио-процедур, массажа какого-нибудь, льгот на лекарства.
— Да-да, сходи Савина. — Хихикнула Олька. — Может, глицинчику бесплатно дадут.
— Да ты опять нарываешься? — Выпрямилась Марина, четко поставленным тычком пальца поправила свои очки и встала в боксерскую стойку.
Мы втроем дружно расхохотались.
Остальным девочкам оставалось только коситься на нас, непонимающе хмуря брови. Да уж, трое смеющихся ботаничек в трусах, носках и лифчиках — то еще зрелище. Не для слабонервных.
29
Роман
Я замер перед дверью, ведущей в отцовский кабинет. Проглотил это гадкое чувство, которое упрямо твердило, что морального права входить туда, у меня не было. И, собравшись с силами открыл. Знал, что отца там не будет, но надеялся застать там кого-то другого.
В этой комнате всё, кроме минималистических жалюзи, было подобрано ею: прочный дубовый стол с блестящим органайзером и экстравагантным пресс-папье, металлические стеллажи у стены, мягкие кожаные кресла и даже оргтехника. Помню, она сама лично выбирала принтер и следила за тем, чтобы в нем всегда была бумага. Ей хотелось, чтобы быт папы был организован таким образом, чтобы его ничего не отвлекало, и чтобы он мог, быстро покончив с делами, вернуться к семье.
Как же все в одночасье перевернулось.
Мама стояла у окна, направив взор куда-то вдаль. Ее руки были сложены на груди, но таким образом, будто она сама себя обнимала, пытаясь защититься от чего-то. Жалобная поза, какая-то безнадежная, даже напуганная. Мама вообще мало вписывалась в сотворенный ею же безупречный интерьер, где все находилось в идеальном порядке. Уютная, маленькая, светлая, она смотрелась в этой комнате чужой и блеклой.
— Мам?
Я замешкался, не зная, можно ли к ней подойти, чтобы обнять, или лучше сесть в кресло, ведь она меня непременно оттолкнет.
— Да, сынок? — Она взглянула на меня, медленно переведя взгляд с пейзажа за окном на мое лицо.
Словно во сне. Да. Каждое ее движение казалось заторможенным, каким-то натужным. Будто ей стоило огромных усилий стоять сейчас здесь, удерживаться на ногах и отвечать мне.
Я опустился в кресло и попытался подыскать слова. А они все никак не находились. Опустил глаза в пол и понял, что вот сейчас накатит. Совсем как в детстве: дыхание перехватило, голову сдавило тисками сожаления, в носу сильно защипало, и веки наполнились горячими слезами, которые никак не сдержишь. Теперь мне стало стыдно вдвойне.
