— Нет! Я не понимаю, что происходит, и о чем они поют! Ни слова не ясно!
— Понял. Нужно было распечатать тебе либретто. — Дима поправил брюки. — Мой косяк.
— Оркестр играет одно, солист поет другое. — Меня уже начинало колотить. — Одного уже убили, а я даже не поняла за что!
— А солистка? Хороша, да?
Я отыскала глазами в толпе артистов высокую женщину в роскошном платье, подчеркивающем тонкую талию. Черные волосы, собранные в пышную прическу, яркий макияж, алые губы. Она как раз выпрямила спину, набрала в легкие воздуха и запела, отчаянно жестикулируя.
— Не особо, — выдавила я.
— Странно. — Усмехнулся Дима. — Ведущая солистка, лирико-драматическое сопрано. Ей рукоплескал и Милан, и Нью-Йорк, и Берлин. Весь мир. За ее плечами роль Татьяны в «Онегине», Виолетты в «Травиате», роль Тоски. Более пятидесяти оперных партий в репертуаре! Заслуж…
— Не заметила ничего выдающегося. Вон та, в роли служанки, гораздо чище поет, а эта… ощущение, что просто горло дерет. Столько ненужной экспрессии, фальшивой драматургии. Может, я, конечно, ничего не понимаю в данном виде искусства, и мои вокальные данные и рядом не стояли, но уж как есть!
Меня по-прежнему трясло от бессильной злобы, и никак не хотело отпускать.
— Ничего страшного. В следующий раз сходим на балет. Там зрелищнее.
— Почему ты вообще притащил меня в оперу, если самому тебе здесь скучно?!
Упс… Кажется, сказала слишком громко. Я осторожно втянула голову в плечи.
— Мама часто таскала меня сюда в детстве. Подумал, что девушкам нравится опера. Оказалось — нет.
— Сегодня явно не мой день.
— Знаю, как поднять тебе настроение.
— Как?
Он улыбнулся.
— Увидишь.
После окончания представления мы пробирались по каким-то коридорам. Неизвестно куда. Яркое освещение, богатое убранство, позолоченные люстры. Я не успевала восхищенно охать, глядя по сторонам. Неожиданно Дима затащил меня в какую-то подсобку. Закрыл дверь и прижал ладонь к моему рту. Внутри было темно и тесно.
— Тсс! А то нас засекут.
— Мы где? В кладовке?! — Спросила я шепотом, еле удерживаясь, чтобы не поцеловать его. Страсть отодвигала на задний план горечь обиды, а сердце стучало набатом то ли от страха, то ли от неожиданной близости любимого.
Дима наклонился ко мне и прошептал.
— Не дыши.
По мраморному полу раздались звуки торопливых шагов. Воркующий женский голос, стук каблучков, телефонная трель. Когда все стихло, он вытащил меня на свет, и мы двинулись дальше по коридору. Прислушиваясь и крадучись.
— Какого черта? — Прошипела я, послушно двигаясь и держа его за руку. — Куда мы идем?
— Мы идем добыть автограф. А, может быть, даже фото.
— Не-е-е-ет!
— Боишься?! — Он сжал мою ладонь.
— А черт с тобой! Пошли!
Тут из-за угла вырулил охранник в черном костюме и с рацией. Мы от неожиданности притормозили и сбавили шаг.
— Сделай лицо кирпичом. Будто мы здесь свои. Расслабься.
— Хи-хи, — я улыбнулась, будто услышала что-то смешное. Напустила на себя непроницаемый вид, словно думая о чем-то своем. Устремилась взглядом сквозь мощную фигуру, двигающуюся на нас непроницаемой стеной.
Он приближался. Вот сейчас, все. Остановит нас и вышвырнет вон.
— Здравствуйте, — охранник слегка кивнул.
— Доброго вечера, — вполголоса отозвался Дима.
— Фух! — Обрадовалась я, когда мы отошли дальше, и крепче сжала его руку.
— Испугалась?
— Немного!
Слышал бы он, как билось, отдаваясь даже в горле, мое перепуганное сердце.
— Кажется, сюда. — Остановившись у одной из дверей, Дима постучал. Не удержался и стукнул еще, словно пытаясь наиграть мелодию. Я прыснула со смеху. Закрыла рот ладошкой.
— Войдите! — Послышалось за дверью.
— Ой, — дернула плечами я, наблюдая, как открывается дверь.
Дима вошел первым. Осторожно, на цыпочках, прячась за его спину, вошла следом.
— Добрый вечер! — Провозгласил мой спутник. — Вы были прекрасны!
Тогда я отважилась немного выглянуть и заметила ее возле зеркала. Женщина встала со стула, подбирая подол платья. Статная, без единой морщинки, в окружении цветов и облачка из нежных духов, она с интересом разглядывала Диму. Обвела его взглядом с головы до ног, качнула головой, кажется, не веря самой себе, и напряженно сдвинула брови.
Сейчас вышвырнет, — подумала я.
Но дама, напротив, как-то особенно восторженно вдруг вздохнула.
— Ты испортишь погоду! — Воскликнула она, складывая изящные руки с идеальным маникюром на своей груди. — В костюм нарядился! Натворил опять чего?
— Нет, — это уже хохотнул Дима.
— Всю жизнь сюда в своем тряпье ходил, а тут… Ох, — женщина быстро скользнула взглядом по мне, — я, кажется, все поняла.
Эй! А я ничего не поняла! Что здесь, вообще, происходит? Она что, знает его?!
Калинин сделал шаг в сторону, и я оказалась перед ее глазами. Мои пальцы судорожно впились в подол сарафана. Почему-то стало страшно, и еще как.
Оценивающе оглядев мой «наряд» женщина наклонила голову набок и вдруг расплылась в улыбке. Приятной, открытой. Кажущейся такой знакомой…и… И тут я все поняла.
Эмоции накатили волной. Блин! И как сразу не догадалась!
Эти глаза. Синие, как море. Отливающие зеленым, растворенным в ярко голубом, словно небо. Нос, прямой и длинный. Мягкие губы правильной формы с отчетливо очерченной галочкой сверху. И благородного черного цвета волосы.
— Мам, это Маша. — Радостно сообщил Дима. — Маша, это моя мама, София Александровна.
Бли-и-ин! Стоило внимательнее читать программку, там ведь были фамилии всех солистов. Меня захлестнула волна стыда. Все же найдя в себе силы, пожала ее протянутую в приветствии руку. Изящную, тонкую, горячую, как у самого Димы.
— Рада познакомиться, Маша. Наслышана о тебе.
— И я… рада. — Кивнула, сжимая ее ладонь.
Как сильно нужно нажимать, чтобы рукопожатие из вежливого приветствия не превращалось в лихорадочную тряску? Ох, расцепите нас кто-нибудь, кажется, меня разбил паралич! Но женщина сама первой расцепила пальцы, даруя мне свободу.
Мою футболку уже можно выжимать. Так я была напряжена. Спасало только отсутствие видимого презрения на ее лице.
— Как тебе наше выступление? — Мягким голосом спросила она.
Понимая, что тону в ее глазах, перевела взгляд на Диму. Тот одобрительно кивнул.
