— Это серьезно. — Но не смертельно. И моя рука уже хотела коснуться его руки, но он вдруг так шумно выдохнул, что я растерялась.
— Повезло, что не пересел на что-то тяжелое. Жизнь с бухлом и травой и так превратилась в череду картинок. Завтра ничем не отличалось от вчера. Я перебирал женщин, одну за другой. Не запоминая даже их имен. — Моя рука опустилась и с силой прижалась к груди. — А зачем? Потом будет новая, и с ними даже не нужно разговаривать. Потому что никому не интересно, что у тебя внутри, когда ты для них — всего лишь мешок с деньгами. — Его ладони пробежали по бледному лицу, пытаясь смыть, кажется, и стыд, и горечь вины. — А потом меня задержали с травкой. А потом еще раз.
— Ох, — нечаянно вырвалось у меня.
— Маме пришлось подключить все свои связи, чтобы вытащить меня. Она внесла залог, закрыла меня в Rehab, где врачи рекомендовали оборвать все мои прежние связи, пока это не переросло в зависимость, от которой уже не избавиться. А адвокат, решавший одну мою проблему за другой, открыто сказал отцу, что этот торчок за**ал уже нас всех. И его нужно увозить из страны, пока снова не закрыли.
— Ужасно. — Я не знала, что чувствую. Теперь Дима не был для меня загадкой. Пришло облегчение. Естественно. Идеальных людей не бывает, и он тоже не мог быть таким. Но… но… все чувства смешались.
— Я обещал родителям, что это не повторится. — Дима вновь засунул руки в карманы брюк и ссутулился. — Понял, из-за чего все. Понял, что хочу другого от жизни. Но не знал, смогу ли.
Он замолк, когда мимо нас проходила компания веселых молодых людей, и продолжил, когда они отошли на приличное расстояние:
— И вот, мама разбудила меня и отправила оформляться в универ. Помню, еле продрал тогда глаза. Послушно поплелся, ненавидя весь мир вокруг и считая себя дерьмом, которому не место среди нормальных людей. Не зная, заслужил ли еще один шанс после того, сколько боли причинил своим родным. — Дима щелкнул зажигалкой, прикуривая еще одну сигарету. — И, стоя на остановке, почему-то посмотрел на небо, и попросил, хоть и сомневался, что меня кто-то услышит: «Дай мне знак». А через минуту увидел тебя.
— Ага, — усмехнулась я.
В пятидесяти метрах уже виднелся торец моего дома. Во дворе козырьки подъездов и припаркованные машины. С обратной стороны — красиво оформленные клумбы и горящие вывески над кафе и над булочной. Мы повернули налево, во двор.
— Да. И это было, как глоток свежего воздуха. — Голос звучал печально, дыхание прерывисто. Мне стало не по себе, оттого, что он не смеялся, как обычно. — А когда ты села на скамейку и начала ругаться, мне впервые захотелось что-то делать. Для кого-то, не для себя. Захотелось меняться, доказывать, что я достоин. Понял: вот оно.
— Оно?
— Она. — Он дернул уголками губ, будто боясь улыбнуться. — Нашел тебя и нашел себя. Как-то так.
— Спасибо, что рассказал… — Протянула ему его портмоне, ключи и карточку. С силой вложила в ладони, чувствуя буквально кожей, как он хочет, чтобы я взглянула ему в глаза.
С минуту мы шли молча.
— Теперь ты все знаешь обо мне. — Произнес он, остановившись у подъезда и приняв вещи. — Тебе нравится такой Дима?
— Мм, — выдохнула я, облизывая губы.
Хотела бы и я знать ответ. Вот только он никак не находился. Блуждал в потоке мыслей и не хотел вылезать на свет. Сделав усилие, подняла голову. Калинин стоял напротив. Его глаза блестели в лунном свете.
— Понимаешь, почему ничего не рассказывал о жизни в Америке? И не знал, как можно рассказать такое. — Дима искал в моем лице ответы на свои вопросы. Изучал его, боясь наткнуться на разочарование. — Если бы Вика не подошла тогда попросить наушники и не увидела, что звонит Джесс, то все это дерьмо не вылезло бы наружу. Нужно было давно сменить номер. Но так даже лучше.
— Тяжело жить с этим, я понимаю тебя. — Мне хотелось обнять его, но руки не поднимались. — У каждого есть свои истории. Даже у меня есть то, о чем не хотелось бы вспоминать. Никогда.
— Это явно не так гадко, как мое. — Дима бросил недокуренную сигарету в урну, выпустил струю дыма в сторону и взъерошил волосы, будто собираясь с мыслями. — Родители считают меня конченым человеком. Они, конечно, достойны лучшего сына. Разрушил мамину карьеру в «Metropolitan Opera», предал доверие отца. Настоящая сволочь. — Он скрестил руки на груди. — Две недели назад я дал обещание работать с ним, в противном случае лишусь всего. Но самое интересное — мне не страшно. Меня пугает другое.
— Что? — Пискнула я, не узнавая свой собственный осипший голос.
— Теперь ты все знаешь обо мне. — Подошел ближе. — Я сам себе отвратителен, и не хотел, чтобы ты видела меня такого. И пойму, если тебя это оттолкнет.
Меня била дрожь.
— Я…
— Мне бы хотелось, чтобы ты поверила в меня. Так же, как я поверил в себя, познакомившись с тобой. Знаю, что прошу слишком многого, и ты можешь просто уйти.
— Не…
— Подожди. — Он положил свои ладони мне на плечи. — Это не все.
— Есть что-то еще? — Испуганно спросила я.
Дима закусил губу.
— Да. У меня завтра не день рождения.
— Что?!
Во рту пересохло. Только свыклась с мыслью, что нужно придумывать подарок. Только-только начала переваривать услышанное. А тут это. О чем, интересно, еще он мне врал?
— Мой день рождения осенью. Я выдумал этот предлог, чтобы устроить вечеринку.
У меня даже пропал дар речи.
— Ты же мог организовать просто вечеринку! Зачем что-то выдумывать?! — А, нет, не пропал. Теперь я выдыхала пламя вместо воздуха и готова была взорваться от гнева.
— Да. — Дима сложил ладони, моля о прощении. — Мне хотелось, как лучше. Прости. Задумка была наладить твое общение с одногруппниками. Не ругайся, я уже и сам понял, что это было подло и глупо. Так вышло…
— Еще как подло.
— Но это было только ради тебя, Маш. Тупею рядом с тобой, наверно.
Мелодичное пиликанье отвлекло нас. Обернувшись, увидела, как из подъезда выходит довольный Пашка.
— Я не знаю… — Выдавила, поворачиваясь обратно к Диме. Сняла пиджак, передала ему. — Как реагировать… Что теперь будет, и должна ли идти туда…
Калинин выглядел виноватым и совершенно растерянным:
— Пашка приготовил Солнцевой сюрприз, он очень рассчитывает на это мероприятие. Прошу не для себя, для него. Приходи! Моя бы воля, я бы все отменил. Но обещал ему.
— Мне теперь нужно как-то принять скелетов в твоем шкафу. — Уже шепотом произнесла я. — Как-то переварить… все это…
— Прости. Я не мог не сказать. Про все это. — Шепнул мне на ухо. — Было бы неправильно…
За спиной приближались шаги.
— Нужно было сказать раньше. — Хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, сказала я и сделала шаг назад.
