— Отпусти их, пусть уходят! — Воскликнула, указывая на дядю Ваню.
Гончар сидел, глядя на меня с таким ужасом, что даже не сотрясался от тиков.
Снова почувствовала, как мои запястья сжимают руки Ильи.
— Пожалуйста, сделай так, как он просит. — Повернула голову. Высвободилась осторожно, но настойчиво. — Пожалуйста.
Это было нашим прощанием. Илья держал меня одним взглядом, а я пыталась запомнить его таким, каким любила: сильным, крепким, молодым.
— Ладно, пусть идут. — Махнул пистолетом отчим, указывая на дверь. — Иди, пацан.
Никто не двинулся.
— Дядь Вань, прости меня, — сказала, повернувшись к нему, и до боли сжала челюсти. — Уходи, ладно? Все будет хорошо. — Посмотрела на Жору. — Развяжи его, пожалуйста.
Тот, не отрывая от нас взгляда, проследовал к стулу. Встал за спиной у Гончара, опустил руку, дернул за веревку. Продолжил копаться с узлами, держа нас на мушке.
— Уходи, — попросила я Илью в последний раз. — Если любишь, уйди.
Он должен понять. Это все ради него.
— Иди. — Отчим бросил веревку на пол и мотнул головой в сторону двери. — Валите, пока отпускаю!
Гончар встал, расправил затекшие руки, потер запястья.
— Нана, уходите, — вдруг сказал, выразительно глядя на меня. Кивнул и как-то совсем по-отечески тепло улыбнулся нам с Ильей.
Нет. Нет, только не это…
— Эй, у нас был уговор, — недовольно прорычал дядя Жора, видя, как Гончар разворачивается к нему.
— Дядь Вань, — заскулила я, оседая, — не глупи, уходи!
Но он уже двигался на человека с оружием.
Кровь застучала в моих висках, комната закружилась перед глазами. Руки Иль заботливо подхватили меня под локти.
— Стоять! — Отчим, взбешенный неповиновением, сделал шаг назад, к окну. — Стой, кому сказал?!
Но Гончар еще решительнее шагнул ему навстречу.
— Нет! — Услышала собственный истошный крик перед тем, как раздался выстрел.
Все звуки слились в один звонкий оглушающий хлопок. Тело дяди Вани дернулось, подаваясь назад. Но на ногах он устоял. Покачиваясь, прижал руку к животу и снова бесстрашно шагнул в сторону убийцы.
Я поняла, что кричу, когда из глаз брызнули слезы, а горло охрипло. Руки Ильи сильнее впились в мою талию, не давая метнуться вперед. Мою голову пронзила боль, дыхание перехватило.
Он его убьет! Убьет! За что?!
Но тут раздался новый выстрел. Бах!
Я упала на пол, глядя как вместо того, чтобы упасть назад, дядя Ваня летит вперед, наваливаясь на Жору всем телом. Треск, звон разбитого стекла, грохот! Секунда, превратившаяся в вечность, и я как в замедленном кино смотрела, как они, обнявшись, полетели вниз.
— Не-е-ет! — Завопила, хватаясь за Илью.
Царапаясь и скуля, поползла к окну. Чуть не бросилась туда вниз, за ними, когда он обхватил мои плечи и сомкнул на них свои руки железной хваткой. Я кричала и дергалась, рыдала, выла, пока не обмякла, сдавшись. И вдруг начала задыхаться, судорожно хватая ртом воздух.
Почувствовала, как Илья поднимает меня на руки. Несет. Сквозь пелену из слез видела, как он вытащил меня из помещения.
Воздух… Да, мне нужно немного свежего воздуха. Совсем чуть-чуть.
— Нана, Нана… — Как из тумана слышался голос Ильи.
Его пальцы размазывали влагу по моему лицу. А из моей груди вырывались все новые рыдания. Я видела! Видела! Своими глазами! Два распластанных на асфальте тела… Его больше нет… Нет…
— Идем. — Поддерживая за талию, Илья потащил меня вниз.
Не помню, как мы добежали туда, где среди сотен и тысяч осколков на дорожке у здания Старого вокзала в луже крови лежали два неподвижных тела. Я упала на колени, а руки Ильи бережно перевернули дядю Ваню, все еще лежавшего сверху на трупе моего отчима.
Изо рта Гончара вытекала красная струйка, весь живот тоже был залит красным, но глаза, они еще были приоткрыты и смотрели прямо на меня. Жив. Жив!
— Дядь Вань, — у меня заплетался язык.
Склонилась над ним, пробежала пальцами по лицу, нащупала руку и крепко сжала в своей руке.
— Нана… — Прохрипел он, кашляя, и кровь толчками вырвалась из его губ.
— Да. Я здесь, я с тобой. — Отодвинулась немного, чтобы дать Илье зажать ладонью рану на его животе. — Прости меня, прости, пожалуйста! Прости, если сможешь.
— Борись, пташка. — В его горле забулькало, голос сорвался на хрип. — Сражайся до последнего, помнишь?
Ему было трудно дышать.
— Пожалуйста, не умирай… — Всхлипнула я, видя, как мои пальцы заливает его кровью.
Наклонилась ниже, к его губам.
— Я не мог быть с тем, кого люблю, а ты все еще можешь. Слышишь?
— Да. — Мне было стыдно, что он тратит свои последние силы на эти слова.
— Распорядись этой жизнью правильно, пташка. Хорошо? — Дождавшись моего кивка, дядя Ваня с трудом выдохнул. — Проживи ее достойно. — Вдохнул с хрипом. — И будь счастлива…
Дернулся всем телом. А затем его рука безвольно разжалась, губы расслабились и застыли, а глаза замерли, глядя куда-то сквозь меня.
Мои пальцы задрожали, утопая в его еще теплой крови, плечи заходили ходуном от новых рыданий. «Я только что потеряла своего лучшего друга. Самого доброго, щедрого, мудрого. Он умер, и мы больше никогда не увидимся. Никогда…»
Выдохнув, почувствовала, как силы покидают меня. Слезы падали на его тело, перемешиваясь с кровью и тут же остывая. Перед глазами все плыло. Сознание отказывалось принимать произошедшее.
«Нет, это не может быть правдой, нет, нет»
Рука Ильи опустилась на лицо дяди Вани и бережно прикрыла веки. Я все еще плакала, когда под звуки сирен нас окружили десятки незнакомых людей. Все еще дрожала, когда, сидя на бордюре, Илья укачивал меня в своих объятиях, пытаясь успокоить.
Я была ослеплена болью, мне не хотелось жить, но только его сильные руки раз за разом возвращали меня в сознание, уговаривая остаться и жить. Снова. Как того и просил один очень хороший человек, память о котором мы будем хранить в наших сердцах всегда.
Эпилог
Илья
Ноющая пульсация внутри набирает обороты. Ее рука гладит мой живот и опускается все ниже. Ловким движением проникает под штаны, заставляя меня хрипло стонать.
Ей нравится. Она — сумасшедшая. Мы занимались этим ночью, потом еще на рассвете, и теперь я снова взведен, как курок, по одному лишь щелчку ее пальцев.
— Нана, — шепчу на ухо, задыхаясь, — ты вроде хотела помочь мне одеться, а не раздеться.
