Тихо стало. Единственным звуком, оставшимся на чердаке, было дыхание. Мое и Его. Последним, что еще улавливали уши под грохот двух бьющихся сердец.
Я, нависающая сверху. Кирилл, пытающийся приподняться, и его запах — слабый аромат парфюма, все, чем хотелось дышать до последнего вздоха. Падать в новую реальность, заполнившую разум, жить в новой вселенной, созданной в этот волшебный миг.
Не знала, как отвечать, что делать, и как, вообще, это бывает в первый раз. Но он был удивительно нежен, осторожно касался губами моих губ, гладил своими руками мои плечи, бережно, мягко, ласково. И руки, сжатые до этого в кулаки, слабели, тянулись ему навстречу. И нервы, связанные в тугие канаты, распутывались сами, и смятение уступало место какому-то новому чувству, которое заставляло кипеть кровь.
Голова закружилась, ноги онемели, когда его язык, властно раздвинув губы, скользнул внутрь моего рта. Сладкий, горячий вкус, такой, что чуть крышу не снесло. И чуть сознания не лишилась, когда он дернул меня, обрушивая на себя сверху.
Нерешительно, сжимая одной рукой простынь, а пальцами другой лихорадочно зарываясь в мягкие волосы над его виском, отвечала. Входила во вкус, целуя так, как он мне подсказывал, как направлял. Дико, лихорадочно, страстно. Целовала впервые. И крепко зажмуривалась, понимая, что тело уже требует большего.
— Ты здесь не останешься. — Вдруг оторвавшись и тяжело дыша, произнес Кирилл.
Сурово, безапелляционно.
И я вдруг осознала, что лежу на нем. Что едва могу остановиться, а вынырнуть из пучины охватившей страсти становится все нестерпимо труднее. Поняла, что меня трясет с такой силой, что пряди волос, спадающие теперь ему на лицо, дрожат, щекоча парню шею, щеки, лоб.
— Нет, останусь. — Прошептала, пытаясь встать, уперев вытянутые руки в подушку.
— Нет. — Подхватил меня, мягко опуская рядом с собой и пристально глядя в глаза. — Я сказал: «нет».
— Мне больше некуда идти. — Ответила отрывисто, чувствуя, как во всем теле пульсирует огонь.
— Пойдешь со мной. Я тебя здесь не оставлю.
— Нет. — Замотала головой.
— Упрямая!
И требовательно припал губами к моим губам.
13
Кирилл
Завидовал сам себе.
Что приходилось сдерживаться, когда просто башню срывало от ее невинности. Что едва не взорвался от возбуждения, когда она робко тянулась губами навстречу. Что не мог позволить себе хватать и с силой мять ее упругие ягодицы, как голодный зверь — потому что напугать ее боялся до ужаса.
Завидовал…
Ведь башню сносило от одного ее запаха. В висках кровь колотила, когда она неумело и стеснительно меня пыталась обнимать. Когда глаза закрывала, податливо уступая моим рукам, когда входила во вкус, прижимаясь все ближе и ближе…
А я только и мог, что смотреть на нее. Касаться осторожно, терпеливо. Через одежду. Чувствуя все мягкие выпуклости и плавные изящные впадинки. Пробегая пальцами по тонкой талии и вдоль линии спины, как по клавишам дорогого рояля — бережно, едва дыша. Видеть, как торчат затвердевшие соски под тканью платья, и не сметь их коснуться.
Скользить вниз языком от шеи к ключице, припадать к ней губами. И остановиться. Заставить себя перестать, заставить терпеть. Чтобы не испугать, не обидеть. Не торопиться.
Сам себя не узнавал, но сдерживался. Когда боль внизу живота была уже нестерпимой, когда тело отчаянно требовало разрядки. Здесь и сейчас. Немедленно. Когда глаза застилало пеленой страсти…
Остановился.
Ради нее.
Ловя каждый ее вдох и выдох.
Даже скорость или угроза жизни прежде так не будоражили мою кровь. Это было настоящим безумием. Та теплота, которую я ощущал, глядя на эту девушку, та нежность, что собиралась в моей душе от ее прикосновений, — они и были самым рискованным предприятием в жизни. Риск полюбить и оказаться из-за этого уязвимым, риск открыть себя другому человеку и попробовать стать счастливым — вот из-за чего стоило бы стараться по-настоящему.
И это открытие меня ослепило.
Теперь мне словно было чем рисковать, было, что терять. Она… Она стала вдруг всем, что я хотел бы иметь в жизни. И единственным, без чего жить мне теперь не хотелось.
— Доброе утро… — Прошептал, заметив, что моя длинноволосая принцесса открыла глаза.
Рука, на которой лежала ее голова, затекла за ночь, ну, да и черт с ней. Главное, Юлиана выспалась.
— Ой, — прошептала она, моргнув несколько раз.
Не поверила, что первым, кого она увидит с утра, могу оказаться я. Забавная. Сонная, немного помятая, с всклокоченными волосами. Мы с ней так и уснули вчера вдвоем на этом матрасе, глядя на звездное небо и слушая музыку.
— А который час? — Спросила, вскакивая.
Лихорадочно поправила мятое платье, убрала за уши волосы, оглядела пыльный чердак, расцвеченный утренними лучами солнца.
— У тебя что, и часов нет? — Усмехнулся, откидывая одеяло и поднимаясь следом за ней.
Так и пролежал ведь всю ночь в одежде, хорошо хоть обувь снял.
— Нет. — Она метнулась к рюкзаку, достала из него зеркальце и принялась придирчиво разглядывать свое отражение.
Надо же, все девчонки одинаковые — первым делом на свое отражение смотреть.
— Красивая. — Шепнул ей на ухо, бессовестно подкравшись сзади. Она вздрогнула, но улыбнулась. И еще раз, когда мои руки уже сомкнулись на ее талии. В отражении зеркальца заметил, как девчонка закусила припухшие после сна губы. — Самая красивая…
— Спасибо… — Проворковала.
А вот и румянец.
Чем больше она смущалась, тем сильнее и крепче мне хотелось прижимать ее к себе.
— Половина девятого. — Сообщил, взглянув на часы.
— Ой!
Развернул ее и требовательно взял, что полагалось — поцеловал жадно и страстно. Сопротивления не встретил, девушка даже легонько застонала от удовольствия. Отчего у меня в штанах моментально стало тесно и больно.
Терпение, только терпение.
Самоконтроль — наше все.
— Тогда мне пора, иначе опоздаю на работу. — Выдохнула, отрываясь от меня.
— Так. Стоп, стоп, стоп. Какую работу? — Я планировал провести с ней день.
Уставилась на меня непонимающе.
— Как какую? В кафе…
— Нет. — Заявил решительно. — Я тебя не отпускаю.
— Это как? — Рассмеялась и бросилась собирать рюкзак. Покидала туда наушники, плеер, расческу. Оглядела свою одежду и критически покачала головой. — Никуда не годится.
Молча наблюдал за ней, затем вступил:
