— Тогда придется для тебя хорошее наказание придумать. — Геннадьичу, кажется, доставляло удовольствие томить меня своим молчанием. Его узкие глазки бегали и хитро сверкали. — Даже не знаю… Жалко хоронить парня с такой милой мордашкой, но наказать надо. Надо, сынок. Мне бы в твои годы старшие такое не простили.
— Нет надо мной старших. — Огрызнулся я.
— Ха-ха-ха, смело. — Он захлопал в ладоши. — Ты, видать, до сих пор не понял, с кем связался? — Улыбка исчезла с его лица, голос стал ледяным: — Приведите бабу его.
За дверью кто-то зашевелился, и через полминуты очередной незнакомый мне головорез втолкнул в комнату Нану с завязанными за спиной руками. Он держал ее под локоть, и было совершенно очевидно, что эти прикосновения причиняют ей боль. Из глаз, почти полностью завешанных волосами, лились слезы. Рот был заклеен липкой лентой, поэтому все, что она могла издавать — это слабый жалобный писк.
Когда я вновь попытался встать, охваченный гневом, на мое плечо опустилась рука здоровяка.
— Тише, парень, тише.
— Выполнишь для меня работу. — Шеф даже не обернулся, чтобы посмотреть на пленницу. — Человека одного нужно устранить. Чисто, без косяков. — Он смотрел на меня пристально, одним взглядом давая понять, что шутить не намерен и права выбора за мной не оставляет. — Мешает он мне сильно. Но ты не переживай, человек он о-очень плохой. Так что можешь не бояться, что вдруг какой-то святой. Нет. Просто очередная жадная до моих денег скотина. — Затем он выдохнул и улыбнулся. — Сделаешь все красиво, и в этом городе никто тебя больше не тронет. Сможешь продолжать свой маленький бизнес под моим присмотром. Поверь, это я к тебе еще великодушен.
— Я на киллера похож, что ли? — Тихо проговорил я, чувствуя, как от услышанного у меня сжимаются все внутренности.
— Уверен, тебе даже понравится. — Шеф встал. — И не благодари. — Затем посмотрел на Нану, хмыкнул и снова перевел взгляд на меня. — А если не сделаешь, как скажут, твою телку по кругу пустят. А потом еще раз. И еще. И так до тех пор, пока не сдохнет. — Он довольно зыркнул на нее, когда она вдруг качнулась на слабеющих ногах и чуть не лишилась чувств. Потом медленно направился к двери. — Ну, а тебя самого мы из-под земли найдем и следом за ней отправим.
— Сука… — Процедил я, готовый наброситься и заткнуть его мерзкую глотку.
Меня опять удержали на месте.
— Не советую тебе сопротивляться. — Шеф показал жестом, чтобы уводили девушку, затем обернулся ко мне. — Лучше сделай, как велено. — Посмотрел на яйцебородого прислужника. — Что у нас было с тем человечком, который в казино у меня воровал?
— Гы-ы. — Заржал шкаф. — Мы его отправили в круиз по реке. В восьми разных пакетах!
Шепелявый в знак поддержки захихикал, точно гиена.
— Видишь, — Геннадьич с угрозой поднял брови, — здесь никто не шутит. Мальчики тебе все объяснят.
И выбросив в мусорку леденец, скрылся за дверью.
20
Кирилл
— Мужики, а закурить есть? — Спросил, пытаясь мысленно прорваться сквозь оглушающий стук собственного сердца.
Громила, который сидел за рулем, громко хмыкнул, полез в карман, достал пачку сигарет и грубо швырнул через плечо.
— Бери всю, тебе пригодится. Ждать придется долго. — Затем протянул зажигалку.
Я принял ее дрожащими руками, спрятал в карман джинсов вслед за сигаретами.
— Давай, отваливай, — прорычал второй, не оборачиваясь.
— Удачи! — Подхватил громила, складывая руки на руль.
Я вышел. Машина тут же сорвалась с места и скрылась за поворотом. Задачей этих типов было привести в элитный дачный поселок и проинструктировать. Что они и сделали перед тем, как оставить меня посреди дороги в облаке пыли.
Я поспешил отойти с освещаемого участка в тень. Наверняка, в таком месте повсюду были камеры. Мне не хотелось попасться ни в объектив, ни в лапы местной охраны.
«Дом шестьдесят два. Высокий, белый, с башенками и кованой изгородью» — эти слова раз за разом прокручивались у меня в голове. «Иди все прямо по улице, пока не найдешь нужное здание. Он приедет к своей любовнице около полуночи, будет один. Подойдешь, выстрелишь в упор. И не забудь снять пушку с предохранителя, сопляк».
Холодная сталь, укрытая во внутреннем кармане куртки, обжигала грудь. Руки мои тряслись, словно чужие. Не получалось даже просто вынуть сигарету из чертовой картонной коробочки. После минуты мучений она, наконец, поддалась. Я натянул капюшон куртки на самые глаза и остановился, чтобы прикурить.
Подозревал, что в данный момент ничто в этом мире не способно снять ужасный стресс, острым лезвием гильотины повисший над моей шеей. Хотел заглушить боль никотином, вытравить дымом. Затянулся полной грудью, глядя как на кончике сигареты заходится яркий красный огонек, и задержал дыхание. Точно огромная горячая рука схватила меня за горло и с силой сжала.
Закашлялся. Согнулся пополам от резкой боли в легких, сплюнул, потер заслезившиеся глаза запястьем и снова затянулся дымом. Больнее, еще больнее, чтобы, сука, не чувствовать, как стучат собственные зубы, как колотит нервной дрожью все тело. Чтобы не ощущать едкий пот под футболкой и не чувствовать мороз, сковывающий конечности.
Вздрогнул, услышав звук приближающегося автомобиля, отлетел в сторону и прижался к забору чьего-то дома. Где-то за ним отчаянно залаяла собака, заставив меня инстинктивно отскочить обратно. Тлеющий окурок обжег пальцы, но я не в силах был отбросить его в траву. Так и держал его в руке, ожидая, когда огни машины проплывут мимо и скроются в ночи.
Медленно выдохнул, когда это, наконец, произошло. Бросил бычок на землю, затоптал носком кроссовка. Больше из тени не выходил. Передвигался торопливо, стараясь прислушиваться к каждому звуку, шарахаясь от каждого прохожего, вжимаясь в стену от любого подозрительного шороха.
Нужный дом нашелся, на удивление, быстро. К счастью, освещался лишь его двор, находящийся за кованой изгородью, сплошь увитой густым кустарником. Между ним и освещенной частью дороги оставался небольшой безопасный островок, куда я нырнул, прижался спиной и, достав очередную сигарету, жадно закурил.
Дым, прорываясь сквозь листву, нависшую над моей головой, улетал куда-то вверх и растворялся во влажном ночном воздухе. Пытаясь проследить за ним, я чувствовал головокружение. Дышать становилось все тяжелее, перед глазами расплывались круги, во рту вместе с табачной горечью появился солоноватый привкус крови от прикушенной губы.
Немыслимо. Убить человека… Не важно, глядя ему в лицо или нет. Убить. Человека! Лишить жизни и самому не сойти с ума. Как это? Как?!
Но у них Нана. Она — мое всё. И ее жизнь зависит от того, хватит ли у меня духу совершить это. А, значит, хватит. Я всё сделаю. Не важно, как сильно у меня будут трястись руки, как будут подгибаться ноги. Я увижу этого человека, опознаю, сделаю шаг и выстрелю. А потом побегу. Буду бежать долго, пока не найду укромное место, чтобы спрятаться и переждать. Потому что, если они не получат известие о его смерти, они убьют нас обоих.
