Понял, что теряю контроль над собой, когда ее пальцы начали блуждать по моему затылку, вплетаться в волосы, скользить по спине, рвано, дергано, жадно. Сошел с ума, глотая воздух и припадая к ее губам снова. Все вокруг пахло ею: нежным запахом солнца, соленым морем, диким ветром. И у меня кружилась голова. И ниже живота все изнемогало от желания.
Мы задыхались. Изучали друг друга, прижимаясь все сильнее и позволяя рукам все больше. Торопились куда-то, словно кто-то нас подгонял, сжимали друг друга в объятиях, будто боялись потерять. И даже наши сердца бились теперь в одном ритме, пылали в груди, пульсировали. Громко, часто, синхронно.
Я подхватил Нану и мягко опустил на кровать. Она снова вздрогнула, будто чего-то боялась, а затем пристально посмотрела мне в глаза. Наклонился над ней, уперся левой рукой подушку, правой откинул прядь волос с ее лица. Она задрожала. Затряслась всем телом, дыша тяжело и отрывисто. Будто что-то сказать мне хотела, но не могла.
Опустился ниже и прижался лбом к ее лбу.
— Что такое? — Спросил хрипло.
— Все хорошо, — прошептала, обхватывая ладонями мое лицо и прижимаясь губами к моим губам.
Поцеловал, вбирая в себя ее нечаянные стоны. Оторвался, перехватил руку и, поцеловав каждый ее пальчик, отпустил. Скользнул носом по щеке, погладил волосы, нежно коснулся губами виска, щеки, затем прикусил мочку уха.
— Я люблю тебя, — шепнул тихо.
И почувствовал, что она, наконец, расслабилась. Больше не тряслась вместе с несчастной кроватью, дышала глубоко и ровно, подавалась всем телом мне навстречу, следила за каждым моим движением затуманенными глазами, играла пальцами с краем футболки.
— И я люблю тебя, Илья…
Она потянула вверх ткань, помогая мне выбраться. Труднее всего было с правой рукой — плечо немного ныло, но желание, плавившее разум, давало мне передышку и временно забирало боль. Скинув футболку, я занялся ее халатом. Развязал пояс и чуть не задохнулся, любуясь обнаженным телом. Совершенным в своей красоте.
Наклонился и проложил губами дорожку от шеи Наны к ее груди. Она извивалась, постанывая, цеплялась руками в мои волосы. Будто просила поторопиться, громко выдыхая воздух и вдыхая его с новой силой. А я двигался вниз неспешно, обхватывая ладонями мягкие полушария и лаская языком аккуратные темные соски. Бережно, не жадно, испытывая на прочность терпение нас обоих.
Опустился ниже, к идеально плоскому животу. Коснулся всех его впадин и выпуклостей, добрался до гладкой кожи внизу. Подцепил пальцами тонкое кружево трусов и осторожно стянул их вниз. Погладил ладонью бедра, напряженно сведенные вместе, поцеловал их по направлению к внутренней поверхности. Понял, что готов взорваться, когда они вдруг подались, раскрываясь навстречу моему языку.
Опустился и провел по ним языком, прильнул губами. Оставил влажные дорожки от поцелуев и торопливо приподнялся, чтобы посмотреть в глаза Наны.
Она прикусила губу, разглядывая меня. Ее рассыпанные по подушкам волосы, широко распахнутые глаза, поза, уже вновь целомудренная, со сжатыми ногами, высоко вздымающаяся грудь — все это сводило меня с ума еще больше. Казалось, одно прикосновение к ее коже, и я вспыхну, как спичка.
Расстегнул ширинку, быстро снял свои джинсы и трусы. Бросил на пол. Сердце уже было в пятках, когда, задыхаясь, опустился, чтобы добраться до ее губ. Нежных, мягких, сладких. Мне так хотелось быть с ней до последнего удара пульса, быть одним целым, переплетаясь и прорастая друг в друга. Задавая ритм и видя, как она мне отвечает. Втягивать запах ее волос и выдыхать, понимая, как это чертовски прекрасно — видеть ее, быть с ней, наконец-то.
— Нана, — выдохнул, накрывая ее своим телом.
Она кивнула и, ловя ртом воздух, зажмурилась. Улыбнулась, а затем открыла веки, будто спрашивая, почему я остановился. Сжала пальцами простынь.
— Нана, — повторил, поймав ее взгляд.
— Я хочу. — Торопливо кивнула она и сглотнула. В голосе звучала беззащитность. — Пожалуйста.
А я теперь видел в ее глазах только растущее беспокойство. Что мы делаем? Что Я делаю, дурень? Этого не может быть. Этот свет в глазах, доверие безграничное, податливость, робость, тревога.
Нана чиста… И собирается подарить мне свою девственность. Боже… Здесь, в маленькой комнатушке зачуханного отеля? Так хочет быть со мной, быть моей, что теряет голову и контроль над собой. Притягивает к себе, держит, не отпускает, просит. Но я не могу принять этот подарок. Вот так — здесь. В такой момент. В такой обстановке. Как бы рад ни был.
Не могу. Нет.
Нана
Чувствовала, как горячее и твердое прижималось к моей ноге, и все тело сводило от судорог. Илья был нужен мне, так сильно нужен, что все внутри сжималось от одного только этого желания. Кровь грохотала в ушах, мурашки бежали по спине, когда я ощущала на себе его тяжесть.
Ну, же, давай. Будь со мной!
— Илья? — Спросила, дрожа, когда он, проведя носом по моей щеке, приподнялся.
— Так нельзя, Нана, — улыбнулся он, зарываясь пальцами в мои волосы. — Ты…
Что-то спросил. Но его слов я не слышала, тонула в невесомости, читала по губам.
— Ну, и что? — Обхватила его лицо ладонями, притянула к себе. — Я хочу, понимаешь? Давай, сойдем с ума и зайдем слишком далеко? Веди меня за собой. Меня больше ничто не держит. Все будет в порядке.
— Нана… — В его глазах мольба.
В моих — любовь.
— Никто не знает, вдруг к вечеру мы уже умрем. А я так долго ждала тебя… — Проговорила, тяжело дыша, и впилась в его губы.
Он был в замешательстве. Голый, возбужденный, горячий. Не знающий, как поступить. А я не собиралась его отпускать. Обвила ногами, призывая к действиям. Взглядом умоляя пощадить меня. Я никогда еще не чувствовала себя такой живой и цельной, не ощущала в себе такой уверенности. Это именно то, что мне нужно. Прямо сейчас. Самое правильное, самое необходимое и неизбежное.
— Я люблю тебя. — Произнесла, отрываясь от его губ.
Люблю… Люблю! По уши влюблена. Как последняя дурочка. Люблю, как ты улыбаешься. Люблю, как смотришь на меня. Люблю твои сильные руки на моем лице, на всем теле. Твои поцелуи, прикосновения. Твою заботу. Люблю наш дождь. Люблю, когда ты заставляешь меня верить в то, что все самое лучшее впереди. Люблю то, как одним только взглядом ты заставляешь меня чувствовать себя самой нужной на свете.
Поэтому дарю тебе себя. Бери же скорее!
И закрыла глаза, готовая принять его. И, наконец, почувствовала, как Илья с готовностью прижался к моему телу.
— И я люблю, — сказал он, входя в меня.
Реально каменный. Нестерпимо горячий. Секунда, и по всем моим жилам растеклось живое пекло. Боль. Острая, пламенная, короткая, как вспышка. Она заставила меня невольно вскрикнуть, а Илью остановиться.
