Но в следующую секунду я уже снова подалась к нему навстречу. «Не останавливайся». Первый раз в моей жизни боль была такой правильной, приятной, нужной. Во рту пересохло, но я продолжала его целовать, ни на мгновение не отпуская ладони с лица, прижимаясь лбом к его лбу, ощущая благодарность за подаренную нежность.
Наши ноги были плотно переплетены, мы чувствовали друг друга каждой клеточкой наших тел. От нашего пламени таяли все прежние страхи.
Жар его дыхания опалял мои лицо и шею. Я чувствовала каждый его вдох, ловила губами выдох. Мы двигались медленно, плавно, будто качаясь на волнах, а по моим венам растекался настоящий огонь. Как такое возможно? Плыть и гореть одновременно. Ты ныряешь в воду, а каждую клеточку твоего тела пронзает искрами. Кожа горит, а внутри тебя плещутся водопады.
Я больше не сдерживала себя: скользила ладонями по покрытой испариной спине Ильи, сжимала его изнутри и выгибала спину от новых, прежде незнакомых мне ощущений. Наши поцелуи из нежных и мягких превращались в страстные и глубокие. Мы ускорялись, подгоняя друг друга и задыхаясь от нехватки воздуха.
Чувствуя, как под кожей разливается тепло, прильнула к его губам. Со всем отчаяньем, жадно, страстно. Он дразнил меня своим языком, прикусывал, двигаясь все быстрее, прижимаясь все сильнее, толкая изнутри. Боль ушла куда-то на задний план, сменившись сумасшедшим, неистовым пламенем, охватившим нас обоих.
— Моя Нана… — прошептал Илья, резко выдыхая.
И я выгнула спину, не в силах подавить стон, потому что внизу живота творилось что-то необъяснимое. Тело готово было вот-вот взорваться. Пожар. Между нами рождалось что-то неистовое. Дикое. Пламенем охватило все — от мочек ушей до внутренней поверхности бедер. Наши разгоряченные тела, плотно прижимаясь друг к другу, двигались уже на сумасшедшей скорости, и нам все еще было этого мало.
Мы пожирали друг друга. Стремились отдать все, что накопилось. Всю нежность и страсть, на которую только были способны. Смотрели в глаза и видели в них горящее желание, неимоверную преданность и всеобъемлющую любовь. Теперь мы по-настоящему чувствовали, по-настоящему принадлежали друг другу. Парили вместе над землей.
Я вцепилась в его шею, позабыв о том, что могу задеть рану на плече, другой рукой обхватила подушку и сдавила ее пальцами. И меня тут же словно прошило молнией — тело напряглось, каждой клеточкой почувствовав силу толчков, а затем внутри словно разлился мед, тягучий и сладкий. Меня трясло, ломало, но это была самая прекрасная лихорадка на свете. Она сделала нас единым целым.
Сжав зубы, Илья напрягся и закрыл глаза. Гортанно застонав, он сделал последний, самый сильный толчок и вышел. Тяжело дыша, прижал меня к себе и нежно поцеловал в макушку, в лоб, в висок, в кончик носа, а затем в губы. Провел кончиками пальцев по моей щеке, и я поняла, что никогда не забуду этой сладкой, блаженной улыбки, блуждавшей сейчас на его лице.
И как я могла быть такой слепой? Они ведь совершенно не похожи. Только сердце — оно никогда меня не обманывало. Этот — Мой. Только мой и ничей больше. А я — его. И так будет всегда.
— Илья, — прошептала, приподнимаясь. Стерла пальцами капельки пота с его лба, откинула прядь каштановых волос с упрямого лба. — У тебя кровь на повязке. Прости.
Он бросил короткий взгляд на свое плечо, затем снова посмотрел на меня. Приподнялся, провел ладонью по моей шее, плавно обогнул грудь, скользнул к талии и остановился на пояснице. Мягко подтянул к себе. В его глазах было столько любви, что хватило бы на нас двоих.
— Просто сменим повязку. — Дотянулся до моих губ и жадно поцеловал.
И я закрыла глаза, ныряя в безмятежность.
— Нет, надо все-таки посмотреть, что там с раной. — Настояла, оторвавшись от него через полминуты.
И Илья повернулся, бесстрашно подставляя мне свое плечо.
Да, бинт промок. Пятно увеличивалось. Нужно было срочно глянуть, что там внутри. Стеснительно накинув халатик, я принялась разбинтовывать его плечо.
— Нана, расскажешь мне свою историю? — Попросил Илья, забираясь рукой под ткань халата и поглаживая ладонью мое бедро.
23
6 дней до прибытия на Старый вокзал
Тело было чужим, непослушным, при первой же попытке пошевелиться адски сдавило виски. Голова затрещала, в ушах гулко зашумело. Спина, принимая эстафету, тут же отозвалась ноющей болью в пояснице.
Я открыла глаза, жадно втянула ноздрями воздух и закашлялась. На языке явственно ощущался металлический привкус.
Попыталась приподняться, чтобы осмотреться. Вещи в комнате были раскиданы, постель перевернута, рядом с моим лицом валялся стул без ножки. Я все еще лежала на полу. Сколько тут провалялась? Час, два, сутки? Не понимала. Все произошедшее помнила с трудом, старалась отрешиться от ударов, отключиться от реальности. И, видимо, от боли потеряла сознание.
Села, дождалась, когда картинка перед глазами перестанет расплываться и попыталась встать. Вышло не с первого раза, но уже через минуту я стояла, держась за стену, и прислушивалась к звукам в доме. Интересно, сколько еще мне удастся терпеть это? К чему приведет?
Сделала несколько неуверенных шагов и замерла у зеркала. На лице не единого синяка — только мешки под глазами. Подняла футболку, и тут на вдохе с такой силой сдавило грудь, будто лошадь лягнула. Боль резкая, пронзающая. По моей щеке покатилась слеза. Стиснув зубы, повернулась боком и с удовлетворением отметила, что на боку виднелся багровый синяк в виде полумесяца.
Уже что-то.
Принялась медленно ощупывать себя: живот, спина, ноги. Будто по минному полю шла, каждый участок мягких тканей взрывался от боли при надавливании, рассыпался искрами в глазах. Кое-где на коже нашлись еще синяки и небольшие красноватые отметины. А на шее виднелся нечеткий отпечаток — видимо, его пальца.
Подняла руки и, превозмогая боль под ребрами, коснулась затылка. Вот оно — запекшаяся кровь, слипшиеся волосы. Вспомнила удар, от которого искры сыпались из глаз, и сильнее стиснула зубы. Наконец-то, у меня были доказательства. Теперь можно было заявить на этого мерзавца, избавиться от него навсегда. Он обязан был ответить за мои страдания. И плевать, что у него в Полиции каждый второй — бывший коллега, игнорировать такое никто не сможет. А если будет нужно, обращусь в вышестоящие инстанции, не отступлюсь, пока не накажу этого ублюдка.
— Пишите, — подвинул ко мне белый лист бумаги полноватый мужчина в синей рубашке.
Подал шариковую ручку и навалился на стол в ожидании.
— Что писать? — Переспросила неуверенно.
— Вот как все было, так и пишите. Подробно. — Маленькие глазки сузились при взгляде на меня. — Как мне все рассказывали, так и напишите. Слово в слово.
— Хорошо. — Кивнула я, взяла ручку. Если придется пережить мысленно этот кошмар еще раз, сделаю это. Лишь бы он ответил за все, что творил со мной последний год.
