— Значит, тоже домой едешь? — Ее глаза лучились добром.
Доехать бы до вокзала и сесть на поезд.
— Да.
— Здорово. — Она достала из сумки пирожки и протянула один мне. — На, угощайся. — Заметив, что я замешкалась, улыбнулась. — Бери-бери! — Через минуту молчания и старательного пережевывания, девушка откинула волосы с лица и сказала: — Мне кажется, или мы с тобой очень похожи? Я, вообще-то, детдомовская. Не удивлюсь, если у меня где-то есть братья или сестры.
Мы болтали часа два, кажется, даже успели подружиться. Но именно эта ее случайно брошенная фраза про нашу похожесть и стала позднее решающим фактором, когда я решила подменить ее документы на свои. Все произошло очень быстро: автобус вдруг сорвался с дороги и полетел в овраг. Трижды перевернулся. Загорелся.
Немногие выжившие в панике, давя друг друга, пытались покинуть салон. Юлиана не подавала признаков жизни. Лицо в крови, руки не естественно вывернуты, пульса мне нащупать не удалось. Все бежали, кричали, а я все тормошила ее и тормошила… Безрезультатно.
Решение вдруг пришло само собой.
Прежде, чем покинуть салон, достала из сумки паспорт девушки, вместо него положила свой. Забрала кошелек и на негнущихся ногах выбралась наружу. Мне повезло. Выжила просто чудом. Люди потеряли своих близких, матери лишились детей. Все носились туда-сюда, плакали, просили помощи. А на мне не было ни единой свежей царапины и ни капли крови.
С этой минуты меня больше не было совсем. Наны больше не существовало. Для всех она умерла.
Илья
После того, как она мне все рассказала, меня просто выщелкнуло из реальности на какое-то мгновение. В голове не укладывалось. Такое вытворять с беззащитной девушкой…Мне хотелось взорваться, выплеснуть свой гнев на кого-то, рвать, метать, сминать, терзать человека, который причинил ей столько боли. Убить его…
Но к счастью, тот уже был мертв. Потому что я за себя не ручался.
Обидеть ее, маленькую, хрупкую, самую нежную на свете? Он не имел права. Никто не имел! И больше никто и никогда не причинит ей вреда, уж об этом я позабочусь. Ни один волосок с ее головы не упадет, пока буду рядом. Ни одна слезинка не прольется. Никто больше к ней не посмеет прикоснуться. НИКТО, КРОМЕ МЕНЯ.
Моя. Моя…
Одной рукой вел машину, другой гладил ее руку. Нана положила ладонь на ручку переключения передач, я свою устроил сверху. Так мы могли не отпускать друг друга даже в дороге. Да нам и не хотелось разлучаться больше ни на секунду.
Периодически я поворачивался к ней, чтобы удостовериться, что все хорошо. И ее черные глаза сияли. Там, за темной оболочкой радужки еще плескалась тревога, но и она тонула в лучах любви, которую Нана посылала мне в ответ на мои полные обожания взгляды.
Я не знал, что будет дальше. Она не знала, сколько времени нам еще отведено. Номы оба знали, что хотим быть вместе, и это было самым главным на данный момент.
— Он точно там? — Спросила Нана, глубоко вдыхая, когда автомобиль подъехал к берегу реки.
— Не знаю. — Признался я, крепче сжимая ее руку. — Мне больше негде его искать. По этим склонам мы гоняли сначала на велосипедах в детстве, потом уже постарше — на мотиках. Сюда он сбежал, и когда умерла мама. Здесь же прятался от меня, чтобы раз за разом шлифовать прыжки на байке, если я его обыгрывал на треке.
Заглушив двигатель, осмотрелся. Старый охотничий домик стоял на прежнем месте, сосны выглядели все такими же высокими и могучими, и ничего, кажется, за долгие годы в этом лесу не изменилось.
— Лучше бы ему быть здесь… — Печально проговорила Нана, открывая дверцу.
— Не надо. — Я покачал головой. — Посиди здесь, хорошо? Это может быть опасно.
Она кивнула, закрыла дверцу и повернулась ко мне. Улыбнулась. Никто из нас не знал, чего ждать от этой встречи. Не знали, что с Кириллом, в каком он состоянии, и как отреагирует на то, что мы теперь с Наной вместе.
Я разглядывал ее — с головы до ног. И внутри все сжималось от напряжения, но тут же таяло от одной ее улыбки. Нужно было идти, но мне никак не удавалось на нее наглядеться.
— Долго еще будешь сомневаться? — Она переплела свои пальцы с моими. — Долго будешь гадать, кого из вас я люблю?
Выдохнул, понимая, что, возможно, Нана читает мою душу по моим же глазам. Знает даже то, о чем я и сам думать-то боюсь.
— Не дольше тебя. — Произнес на выдохе.
Она рассмеялась:
— Для справки: я ни в чем еще не была ТАК уверена!
Я улыбнулся и зарылся лицом в ее волосы. Сумасшедший запах, опасный, на него подсаживаешься, как на что-то очень могущественное и противозаконное. Боюсь, если меня лишат его, могу сойти с ума, обезуметь. Черт, да я уже безумен! Неистов, сдвинут, одержим! Просто ходячая бомба с часовым механизмом. Того и гляди, взорвусь, и город накроет миллионами моих «люблю ее» и «хочу».
Прижал Нану к себе, упрямо игнорируя ноющую боль в плече, коснулся губами ее макушки, затем крепко поцеловал в лоб, в нос и, уже опьяненный запахом любимой женщины и совершенно счастливый, жадно прильнул к сладким губам.
Кирилл
А сердце. Как болело сердце… Сильнее всего.
Раньше даже не чувствовал его, а теперь слышал каждый гребаный удар. Все молил, чтобы оно остановилось, но чертов прибор упрямо продолжал толкать меня изнутри по ребрам. Тук, тук! Если бы я мог — я бы сдох. Но за целый час, проведенный с пушкой у виска, так и не решился нажать на курок. А потом и вовсе разревелся, как девка, и бросил пистолет в реку.
Я так не хотел, чтобы она узнала… Чем занимаюсь, и как это опасно. Сам до конца не осознавал — все весело было. Испытывал себя на прочность, проверял, как далеко могу зайти, чего добьюсь.
Не хотел причинить ей вреда. Больше всего на свете боялся этого. А теперь… Теперь из-за меня Нана уже могла быть мертва.
Сначала я успокаивал себя тем, что они могли ее отпустить. Сейчас не девяностые: завалить человека и выкинуть в канаву чревато последствиями. А потом ко мне снова приходило отчаяние: я убил ее. Своими руками убил… Когда у меня не хватило смелости лишить жизни того мужика. В тот самый момент. И когда ввязался во все эти дела в погоне за легкими бабками и адреналином.
Черт! Да меня же заставляли убить человека! Человека! Живого…
Всю жизнь считал, что Илья — просто трус. А оказалось, что трусом был я. Не разбирался в людях, не слушал его, отмахивался. Смеялся над его правильностью. Хотел отличаться. Да мы — братья-близнецы, но всегда мыслили по-разному, и именно на этом мне всегда хотелось сделать акцент.
Я просто струсил… Пытался спрятать от него Нану, боясь того, что она увидит, какой он. Не желая проигрывать, ведь не привык быть вторым. А теперь потерял ее. И брата тоже потерял. Потому что он никогда не подаст мне руки, узнав, во что я втянул ее.
