— Отец? — Отозвался, когда дверь со скрипом приоткрылась.
Закрыл Нану плечом.
В домик ворвались лунный свет и запах дорогого парфюма. Отец хмуро посмотрел сначала на меня, потом на девушку и тихо сказал:
— В машину. Оба. Быстро.
И ладно бы батя долбил меня своим ворчанием, как он любил это делать. Так ведь не сказал мне ни слова! За целые сутки, которые мы провели в его новом доме после приезда из охотничьего домика. Ни единого гребаного слова!
Даже Олесечка, больше похожая со своим огромным пузом на баржу, не удостаивала общением. Заперла меня в комнате, как какого-то сопляка, приказала не высовываться и еду отправляла только с прислугой.
Я ходил кругами по гостевой комнате с блевотного цвета обоями. Без средств связи, без возможности поговорить с Наной, не зная, что там с моим братом. И, на хрен, тупо не знал, как подкатить теперь к отцу! К черту его избирательную кампанию, к черту его бабки, к черту запреты и сраные шелковые простыни! Мне ничего не было теперь нужно…
Но потребовать разговора никак не хватало духу. Чтобы не слышать его долбаные упреки и угрозы, что меня засадят за то, что я натворил. Это и так понятно. А вот то, что он мог сдать меня ментам — это запросто. Ему ничего бы не стоило.
Так и не смог стать нам по-настоящему родным. Долбаный Леманн. Вот закончится вся эта свистопляска с выборами, и даст нам с Илюхой обоим под срандель ногой. Как пить дать.
— Кирилл? — Голос, показавшийся смутно знакомым, заставил меня поднять глаза. — Можно?
Я как раз отжимался от пола, чтобы дать хоть какой-то выход своему гневу. В дверном проеме показался крепкий мужчина средних лет. Черные волосы, черные глаза, простенькая футболка и синие джинсы.
Он вошел, прикрыл за собой дверь. Я быстро встал, вытер ладони о штаны и неуклюже протянул ему руку. Сердце замерло от неприятного предчувствия.
— Давно не виделись, — кивнул Донских, пожимая мою ладонь.
Да лучше бы вообще не виделись, если честно. Еще воспитательной беседы с ментами мне не хватало. Лучше б сразу защелкнул браслеты и сопроводил, куда нужно.
Родной брат, батя… сдали меня и даже глазом не моргнули.
— Ага, — я на секунду потерял присутствие духа.
Следователь бесцеремонно опустился на край кровати. Его брови нахмурились.
— Расслабься. — Хлопнул по накидке, приглашая меня присесть. — Я с тобой буду сейчас говорить не как официальное лицо.
Капец, полегчало.
— По какому поводу лечить меня собираетесь? — Усмехнулся, усаживаясь рядом с ним.
Нервно прищелкнул языком. Если честно, хотелось деть куда-то руки, чтобы они перестали дергаться, как от тока.
— Мы же с тобой все понимаем. — Глаза следователя сверкнули хитрым огоньком. Он смотрел на меня оценивающе. Нет, не презрительно, скорее заинтересованно, участливо. — Ты попал в неприятности, приятель.
На душе стало погано. Приятелем он мог меня называть, когда я пешком под стол ходил и не мог совладать с байком в мотошколе, а теперь, когда мы были наравне, мне хотелось просто засунуть его гребаные нравоучения ему обратно в глотку.
— О чем это вы? — Пожал плечами я.
— Послушай. — Делано отеческий тон Донских раздражал. Такой же бесячий и нудный. — Я тебе не враг, просто хочу помочь. К тому же ты не в том положении, чтобы вести себя со мной, как полный засранец.
Только сейчас я заметил темные круги у него под глазами и припухшие от недостатка сна веки.
— Валяйте, говорите уже, что хотели.
— Я знаю, что ты замешан в угонах автомобилей.
— Пф. — Ухмыльнулся, натягивая на лицо улыбку. — Братишка накапал?
— Единственная причина, по которой ты сейчас не в наручниках, это то, что мы с твоим отцом в хороших отношениях.
— О, спасибо! — Мне не удалось сдержать усмешку.
Донских по-прежнему смотрел на меня терпеливо и снисходительно. Упорно сохранял самообладание, лишь изредка гневно дергая бровью.
— Это не значит, — спокойно проговорил он, — что ты всегда будешь уходить от ответственности. Это первый и последний раз, когда кто-то прикрывает твою наглую задницу.
Я подумал, что следователь вот-вот сейчас добавит слово «щенок». А что? Сошло бы для хорошего боевичка. Вот только он ни хрена не шериф, а я не собираюсь ни под кого прогибаться.
— Ты в курсе, что твой дружище загорает у нас? — Спросил Донских и с довольным видом склонил голову набок.
Видимо, было заметно, как я напрягся всем телом, затаил дыхание.
— Н-нет. — Признался, чувствуя покалывание в кончиках пальцев.
— Поет уже вовсю. Что ты — организатор, а он всего лишь оказался не в том месте не в то время.
— Сука… — Процедил я сквозь зубы, чувствуя, как закипает гнев.
— Мы вели группировку, которая занималась сбытом ворованных тачек. Когда они заказали «Ягуар», случайно вышли на вас. Проследили машину до отстойника Шумахера, но не ждали, что туда нагрянут люди Мекки — Геннадьича. — Следователь ссутулился. — Брать их не стали, не знали, зачем они явились. А вот когда приехали заказчики, взяли их вместе с твоим дружком, Тимофеем Левицким.
— Все не так было. Я не был организатором. — Пальцы сжались в кулаки, по спине пробежал холодок. — Но ответить готов, раз так дело пошло.
Он посмотрел на меня внимательно и глубоко вздохнул:
— Давай так сделаем. — Донских потер ладони одна о другую. — На тебя у нас кроме его слов ничего нет. А вот у Левицкого при задержании изъяли все воровские приблуды и электронику. Пусть он и отвечает. А что делать с тобой, решит твой отец. Хорошо?
— Что будет с Тимом? — Спросил, пряча взгляд.
— Присядет, что же еще?
Мои глаза заметались по дорогому ковру. По телу прокатилась смесь паники с облегчением. Мерзкое чувство.
Следователь встал, нащупал в кармане джинсов пачку сигарет, достал и зажал в кулаке.
— Если б не твой брат, тебя бы не было в живых… — Открыл дверь и замер, что-то обдумывая. Затем посмотрел на меня осуждающе. — Лучше скажи ему спасибо, крепкое такое спасибо, от души. А то про дружка спрашиваешь, а про него забыл.
— Угу, — бросил я, роняя голову в руки, чтобы закрыться от всего мира.
Мой брат жив. Слава Богу… А то я так переживал за собственную шкуру, что забыл о том, что он где-то там пытается ее спасти.
«Вот ведь сучонок…» — это я уже про себя.
Нана
Она мне даже понравилась. Олеся. Едва ли старше меня. Разодетая в пух и прах, ухоженная блондинка с кричащими от одиночества глазами. Жена хозяина дома Евгения Ивановича. Как оказалось — отца Ильи и Кирилла. Высокого, сдержанного и хмурого мужчины лет сорока.
