Я растерянно осмотрела ногу. Надо же, так заговорилась, что не заметила, как стерла кожу в кровь. Еще и этот водопад: неужели, он, и правда, реальный? Так, где же я могла его видеть раньше, чтобы так подробно, до мелких деталей, изобразить потом на бумаге? В учебнике? По телевизору? Странным было даже то, что я не помнила, как нарисовала его. Даже уставилась тогда непонимающе на готовую работу, чтобы изучить мелкие штрихи, которые будто в трансе наносила, не отдавая себе отчета в том, что делаю.
— Это должно помочь. — Дэниел присел и вытянул руки так, чтобы я могла видеть, что было зажато меж его пальцев.
— Пластырь? — Улыбнулась я.
— Угу. Мне одолжили.
Мое сердце забилось быстрее, когда его сильные руки приподняли мою ногу. Я почувствовала, как его пальцы прикладывают к моей коже липкий прямоугольник с мягкой сердцевиной, а затем нежно поглаживают, чтобы он не отпал. Описать свои ощущения можно было только так: О, БОЖЕ МОЙ…
— Спасибо большое. — Мой голос провалился на середине фразы. Чертово волнение. — Спасибо. Наверное, каждая девушка должна таскать с собой эту штуку, когда надевает новую обувь, просто у меня не было подобного опыта… И вообще, я в последние дни много ходила, но в кроссовках, потому что доктор рекомендовал… — Я вознесла взгляд к небесам. — Боже, что я несу…
Мне хотелось, чтобы Дэниел сказал что-то учтивое, что полагается обычно говорить в ситуации, когда твой собеседник так люто лажает. Что-то типа «все нормально» и быстро перевести тему. Но он так и сидел на корточках, глядя на меня снизу вверх, и вглядывался в мое растерянное лицо, хмуря свои забавные светлые брови. И мне совсем не нравилось это выражение его лица. Такое… проникающее в душу, настоящее, ранимое и очень интимное.
— Как ты? Можешь идти? — Вдруг спросил он, возвращаясь из своих мыслей ко мне на землю.
Я встала. Сделала шаг, еще один, и только тогда поняла, что держусь за его локоть, и спешно отпустила руку.
— Значительно лучше. Миллион благодарностей!
— Тогда может… — Дэниел тяжело вздохнул, подбирая слова. Мы были лишь двумя незнакомцами, случайно разговорившимися на улице, но что-то неосязаемое словно притягивало нас друг к другу. — Съедим по мороженому?
От меня не ускользнул тот факт, что в голосе мужчины было столько же надежды, сколько горечи и грусти.
— С удовольствием. Если только ты никуда не торопишься…
— Я?.. Нет.
Он убедился, что я могу идти, и мы двинулись вверх по дороге. Не помню, что он мне рассказывал, не знаю, отвечала ли я что-то ему. Прогулка прошла точно во сне. Мы смеялись, фотографировали природу и детишек, отдыхали в тени деревьев, убегали от гусей, затем качались на качелях. Мое сердце замирало и волновалось, когда наши взгляды встречались. Я слушала его и ела мороженое из рожка, но не чувствовала ничего: ни вкуса, ни обжигающей сладости. Я онемела, оторопела. Мне было не важно, о чем этот разговор. Главное, чтобы он был. Потому что меня буквально тянуло в эти глаза. В них жила искренность, она притаилась за зрачками, точно хрупкая белая птица, боящаяся расправить крылья и взлететь.
— Кто это? — Мама застыла у двери, комкая в руках подол фартука.
— А? — Вся кровь в организме, кажется, ударила сейчас в мои щеки.
Быстро прошла мимо нее, моля, чтобы автомобиль скорее тронулся с места.
— Кто тебя подвез, спрашиваю? — Донеслось в спину.
— Это Дэниел… он… — остановилась в гостиной и пожала плечами, — мой новый друг.
Мама посмотрела в сторону удаляющейся прочь машины и закрыла дверь. Повернулась ко мне и смерила недоверчивым взглядом:
— Друг?
— Да. — Утвердительно кивнула, видя, как расширяются ее зрачки.
— Да этот мужчина лет на десять тебя старше!
— Наверное. — Нервно улыбнулась я, продолжая краснеть под ее взглядом. — Он один из организаторов выст…
Проговорилась. Черт.
— Ты все-таки была там. — Она не спрашивала.
Из ее груди вырвался вздох разочарования.
— Ничего страшного, мам. — Я быстро облизнула губы. — Выставка проходила под открытым небом, никаких микробов.
Ее плечи даже не опустились, они разочарованно рухнули вниз.
— На солнце?
— Нет, мам, нет. — Меня уже напрягало изображать из себя примерную дочь. Ужасно не терпелось вырваться из-под ее опеки. — Я в курсе, что мне нельзя находиться в жару на улице, это несовместимо с моими лекарствами. Я не глупый ребенок. К тому же, мы с Дэниелом большее количество времени провели в тени, в кафе… — Заметив, как сжимаются ее челюсти, прикусила язык.
— Так вы что…
— Нет! — Не дала ей договорить. — Мам, мы только сегодня познакомились. Совершенно случайно. Ничего такого, и… блин… — Я прочистила горло. — Почему я, вообще, должна оправдываться? Мне восемнадцать, что хочу, то и делаю.
Развернулась и быстрым шагом пошла к себе.
— Так, значит, ты собираешься встретиться с ним еще раз? — Ее голос приобрел строгие нотки.
Резко остановившись, я обернулась.
— Мы договорились побегать завтра в парке.
Краска отхлынула от ее лица.
— Бегать?
Я готова была зарычать.
— Да. Это не значит, мам, что я собираюсь сразу начать бегать, едва оправившись после операции. Я не дурочка и помню, что все нужно делать постепенно. Только для тебя «постепенность» означает лежать мумией целый год на кровати, а для меня означает жить, по-настоящему, пробовать эту жизнь на вкус — маленькими глоточками, затем все больше и больше, и… Да кому я объясняю? Что бы ни сказала, ты смотришь на меня, как на предателя!
Ее взгляд потемнел от обиды, но она так и не сдвинулась с места.
— Лучше привыкай к тому, что я становлюсь самостоятельной. — Шумно вдохнула и выдохнула. Сжала кулаки. — Хочешь ты того или нет, однажды я уйду отсюда и заживу своей жизнью.
— Эмили. — Больше просьба, чем требование.
Но я уже отвернулась:
— Обещаю, что буду осторожна. Начну с легкой ходьбы.
— Эмили! — С мольбой в голосе.
— Потому что чувствую в себе силы, мама.
— Дочка…
Я толкнула дверь в свою комнату и вошла.
— Вам же не нравился Райан? Вы не хотели, чтобы я с ним дружила? — Бросила на прощание. — Теперь его нет. И это был последний раз, когда я вас слушала!
Захлопнула дверь посильнее, с удовольствием воображая, как мать вздрогнет от этого хлопка.
Глава 15
Стоя под душем, никак не могла успокоить свое растревоженное сердце. Оно билось в каком-то одному ему понятном, рваном ритме, заставляя грудь сжиматься все сильнее, не пропуская воздух в легкие. Мне было одновременно тяжело из-за чувства вины после разговора с мамой и очень волнительно после состоявшегося знакомства с Дэниелом.