Очнувшись, Арман отшатнулся от окна – спальня выстыла, угли в камине едва тлели. Манила постель с призывно откинутой периной и пышными подушками в вышитых наволочках. Вверху тоже все стихло.
Закрыв окно, Арман пару раз ткнул кочергой в зев камина и вернулся в кровать.
Спал долго, при пробуждении обнаружил, что жар вернулся, так что встал он только после обеда – и нашел Клода и Поля в кабинете, за шахматами.
…Разговор опять вырулил на плачевное состояние епархии.
– Невежество, глупость и лень! – негодующе воскликнул Арман, забирая епископом** коня Ларошпозье. – К причастию не ходят. Иные священника видят вообще два раза в жизни – при крещении и при соборовании.
– Так нищета ведь, – оправдывался Ларошпозье. – Неурожаи. Скот пасти негде. Земля не родит… Тебе шах, Арман.
– Никто ничего не хочет, – епископ грациозно меняет местами белого короля и ладью. – Pater Noster прочесть не могут, не переврав десять раз.
– Вот у нас в приходе случай был, – перебивает Ларошпозье. – Отец Кретьен на поминках так накушался, что вместо Pater Noster такое прочел, что вызвал демона!
– Ну и как? Что демон? – осведомился Арман.
– Да врут все, – смутился Ларошпозье. – Вроде как обрюхатил полдеревни и был таков.
– В вашем приходе с этим прекрасно справляются и без демонов. Тебе мат, Поль. Сколько, кстати, детей рождается аккурат на Преображение Господне? Зачатых в Рождественский пост? Прелюбодействовать не надо! И посты нарушать.
Клод при этих словах торопливо схватился за колокольчик и велел слуге принести чаю.
– А как же протестанты? Они-то живут куда лучше. Ты только подумай, Клод – у протестантов все дети, без различия пола и сословия, в восемь лет идут в школу! – воззвал к нему Арман.
– И девочки даже? – Клод задумался. – Так губернатор благоволит своим единоверцам. Этот старый осел так и не сдвинулся ни на йоту в вопросах веры.
– Как и первый министр – герцог Сюлли, – подхватил Ларошпозье. – У него все деньги королевства.
– В Пуатье университет! Вместе с науками он распространяет и протестантскую ересь! И на это первому министру денег, конечно, не жаль.
– А почему бы вам тоже не попросить денег, ваше преосвященство? – в проеме двери появилась мадам Бутийе с чайным подносом в руках. Клод бросился к жене и начал расставлять чашки, чайник и розетки для варенья.
– Но губернатор не слуга, которому можно приказать, – нахмурился Арман. – Просто так написать «Дайте денег»?
– Я слышала, что вы говорили об университете, – улыбается Мари, принимаясь разливать чай. Первую чашку она ставит перед Арманом. – Вы хотите учить священников?
– Учить священников? – он хватается за чашку и делает глоток, не замечая вкуса. – А почему бы нет? Можно открыть семинарию. Например.
– А на это Сюлли не может не раскошелиться, – кричит Поль восторженно. – А то его обвинят в несправедливости! На бедность не даст, а на семинарию – даст!
– Арман, ты гений, – сияет Клод. Его жена расставляет на вышитой салфетке вазочку с медом и мисочки с финиками и крупным янтарно-желтым изюмом.
– Если нам неоткуда взять грамотных священников – выучим сами, – Арман вскакивает и начинает мерить комнату широким военным шагом. – Основать семинарию. Написать герцогу Сюлли. Я даже губернатору напишу – ну а вдруг тоже что-то даст от щедрот своих?
– Опять же семинария будет потреблять провизию, топливо, свечи, полотно и сукно. Слуги будут нужны, чернорабочие… – с полным ртом варенья торопится сказать Ларошпозье. – Вот у нас в приходе случай был…
– Подожди ты со своим приходом! – махнул рукой епископ. – Я еще Берюлю напишу! Спрошу совета – я ведь еще никогда не открывал семинарий. Да вообще всем напишу! Семинария – хороший повод. И будут у меня в епархии грамотные священники, а не эти олухи с рекомендациями, которым что решения Тридентского собора, что девяносто пять тезисов Лютера – все едино.
– Я много слышала о Тридентском соборе, – мягко заметила Мари. – И очень бы хотела понять суть его постановлений – насколько это доступно моему слабому женскому уму…
– Я вам сейчас все объясню! – кинулся к ней Арман. – Понимаете, Никейский Символ веры…
Клод с ужасом переглянулся с Ларошпозье, но тот лишь развел руками. Через полчаса вдохновенный монолог Армана прервал дворецкий, возвестивший о том, что ужин готов.
– Ах, это так интересно! – зашелестела юбками Мари, поднимаясь из кресла. – Вы не могли бы изложить это письменно, ваше преосвященство?
– Я… Изложить письменно? – растерялся Арман, недовольный, что его речь прервали. – Впрочем, нет ничего проще. Я напишу и пришлю вам, конечно.
– Как христианка, я нуждаюсь в наставлениях, – потупилась Мари. – Не сомневаюсь, что уроки христианства в вашем изложении будут лучшим учебником из всех ныне существующих. Разойдутся огромным тиражом и будут переведены на все европейские языки.
– Да даже на арабский, чего уж там, – кивает Ларошпозье.
– А издать можно в Пуату, у нас! За счет губернатора, – подмигнул Клод.
– «Наставления христианину»*** – хорошо звучит, – поднимает брови епископ.
*Ф. Вийон. «Баллада о дамах прошлых времен». Перевод Н. Гумилёва.
**Шахматная фигура, ныне именуемая слоном, в XVII веке назвалась епископом.
***Труд Ришелье «Наставления христианину», написанный в 1609 году и опубликованный в 1618, выдержал множество переизданий, был переведен на все основные европейские языки и даже на арабский.
Глава 23.
Волки (зима 1610, Пуату)
– Победа! Победа! – епископ Люсонский, казалось, сейчас колесом пройдется от камина до окна – не выпуская из рук письма со сломанной печатью Дюплесси-Морне – губернатора Пуату.
– Что, дал? – подскочил Клод и протянул руку к листу. Даже мальчишка Шарпантье перестал возить пером и поднял голову от бумаг.
– Воистину, – Арман осенил себя крестным знамением. – Дает деньги на открытие семинарии в Люсоне.
– Если уж сам Сюлли дал добро, то губернатору ничего не остается, – заулыбался Ларошпозье. – Ты гений, Арман.
– Надо ехать в Пуатье, за деньгами, – блаженно потянулся епископ. – Завтра же и поедем.
– Лишь бы метель не сделалась, – озабоченно пробормотал Дебурне, приникнув к оконному стеклу и вглядываясь в серое небо.
– Вот как хотите, мсье Арман, а в карете я вас не пущу, – когда Дебурне переходил с «ваше преосвященство» на «мсье Арман», лучше было не спорить. – До Пуатье подальше будет, чем до Шаррона, не ровен час ось полетит. Застрять в снегу – гиблое дело.
– Не каркай, – епископ пребывал в самом благодушном настроении. – Эта карета из Парижа доехала – и ничего. И сколько там того снегу? Курице лап не покроет.
